Голос. Дмитрий Казаков

ной головой, бормотать оправдания, а то еще и скажет чего-нибудь такое обидное, над чем девчонки будут неделю хихикать.

      Так что Егор почти бежал, отчего несколько раз поскользнулся – там, где под выпавшим ночью снегом прятался лед. Единожды, на повороте у трансформаторной будки, чуть не слетел с дорожки и не вступил в сугроб.

      А это вообще была бы катастрофа…

      Но в тот момент, когда испуг отступил, ушей коснулся некий странный звук, и Егор забыл о неприятностях. В первый момент показалось, что рядом кто-то поет, чистым и мощным голосом, и мальчик закрутил головой, пытаясь понять – кто рискнул открыть рот на морозе?

      Вон дворник с ломом в руках, стоит около помойки…

      Женщина в белой дубленке до пят, открывает дверцу автомобиля…

      И оба стоят неподвижно, смотрят, не пойми куда, глаза пустые, словно у зомби из фильма!

      В следующий миг Егор сообразил, что слов разобрать не может, что это скорее не пение, а необычайно громкий плач. А потом и вовсе понял, что звук доносится сверху, едва ли не с неба, еще темного, лишь на востоке тронутого вялой розовой лапкой рассвета.

      Поднял голову, но не увидел никого, кроме сидевшей на фонарном столбе вороны.

      Она, конечно, птица певчая, но не до такой же степени…

      Накатило желание самому заплакать, бухнуться на холодную землю, зайтись в детском искреннем реве.

      – Нет-нет-нет, – пробормотал Егор, заставляя себя сдвинуться с места.

      Вон она, школа, немного осталось, и нужно шевелиться, а не стоять и по сторонам глядеть.

      Странный плач звучал, не слабея и не удаляясь, все время, что он бежал до школьного крыльца. Мягкие переливы накатывали словно волны, плыли в чистом морозном воздухе под черным колпаком неба, разносились над крышами едва-едва проснувшегося Заволжска.

      Егор, вспотевший и запыхавшийся, влетел в вестибюль, и обнаружил, что часы над дверью показывают без двух минут восемь.

      Чудно… это что, он всю дорогу от дома проделал за семь минут?

      Голос с неба продолжал греметь даже здесь, в помещении, и техничка, замершая статуей у входа в столовую, не повернула головы в сторону бежавшего со всех ног мальчишки.

      А он помчался дальше, к раздевалке, и от нее на третий этаж.

      В какой момент затих то ли плач, то ли пение, Егор не уловил, но похоже, когда он был на лестнице. А через секунду грянул звонок, громкий и нервный, раздраженный, как голос учителя, обнаружившего, что сегодня даже зубрилы-отличники не сделали домашку…

      Сделав рывок от лестницы, он дернул на себя дверь.

      – Лидия… ха… Николаевна… ха, можно войти… ха? – дыхание вырывалось из груди с шумом, точно сопение паровоза, и Егор понимал, что смотрится нелепо: раскрасневшийся, с криво болтающимся за спиной рюкзаком.

      «Англичанка» выглядела странно, обычно суровая и решительная, она казалась растерянной или сильно расстроенной – глаза затуманены, взгляд блуждает туда-сюда, сцепленные у живота руки мелко подрагивают.

      – Петров? – спросила она, будто не узнала одного из учеников пятого «Б».

      Обычно его все запоминали сразу и накрепко благодаря рыжей шевелюре.

      – Почему опоздал? – продолжила Лидия Николаевна глухим, каким-то не своим голосом.

      Егор шмыгнул носом и опустил взгляд.

      Врать он, честно говоря, умел не особенно хорошо, да и не любил этого делать.

      – Опоздал… вот… извините.

      – Ладно, – голос «англичанки» зазвучал строже, окреп. – Иди на место, Петров. Приготовили учебники!

      – Фуухх, пронесло, – прошептал Егор, шлепаясь за парту рядом с закадычным другом Диманом.

      – Ага, – отозвался тот. – Зазырь, тут такое было, ну вообще очень странное.

      Глаза Димана азартно блестели, как всегда, когда он рассказывал что-то, на его взгляд интересное. Вот он-то мастер выдумывать, плести небылицы, да такие, что не хочешь, а заслушаешься.

      – Пара минут до звонка, мы уже мобилы повырубили…

      Егор внимал, одновременно потроша рюкзак… учебник, тетрадь, ручки…

      – А тут кто-то завыл снаружи типа или запел, и училка вроде как замерла! Заледенела! Сидит за столом, глаза в кучку, и не она одна! Анька Смирнова тоже застыла! Руку подняла, а опустить не может!

      Тощая и бледная Смирнова была в классе главной подлизой и ябедой.

      – И Кабан оцепенел, – добавил Диман, с опаской поглядывая через плечо. – Зазырь? Едва со стула не упал…

      Сашку Кабанова, тугоумного второгодника, называть по прозвищу было опасно – он мог решить, что его обижают, и полезть в драку прямо на уроке, не обращая внимания на учителя.

      В другой день Егор бы решил, что Диман заливает, вешает лапшу на уши…

      Но сегодня на пути в школу он и сам слышал необычный голос, то ли плакавший, то ли певший, что доносился прямо с небес, и видел окаменевших людей – ту же техничку около столовой, женщину в белой дубленке или