Билет в одну сторону. Наталья Костина

неизвестно как дожившему, дотянувшему до погрузки в аэропорту, до «скорой», несшейся с воем и мигалкой по проспекту и неистово трясшейся по переулкам. Так же непросто дается первый вздох и младенцам – только-только появившимся на свет. И он, беспомощно распростертый на реанимационном столе, сейчас сродни тем, кто впервые пробует жизнь на вкус – входящую в них с первым глотком воздуха планеты Земля. Я наклонилась над его лицом, вслушиваясь, как будто мне мало было показаний приборов. Теперь мы дышали синхронно, вместе. Живи же, живи! Не позволяй смерти снова взять над тобой верх! Ты родился во второй раз, ты должен! Должен!

      Я так стиснула его руку – еще не отмытую от земли, копоти, крови, – что он на долю секунды приоткрыл глаза. Может быть, это мне показалось, но я могла бы поклясться, что все это было: и проблеск сознания, и новое видение мира – сквозь боль, сквозь предсмертную агонию, сквозь пространство, которое снова развернулось из точки во всю ширь Вселенной. Время снова затикало, пошло переливаться, пересыпаться, шуршать секундами. Мои пальцы подрагивали в его ладони, сердце бухало так, как будто я сама только что пробежала марафон, – потому как посланный мною мощный импульс желания снова вдохнуть жизнь в того, кому рано было умирать таким молодым, был сопоставим с теми тысячами вольт дефибриллятора, которые только что сотрясали его тело.

      Но одного моего желания было мало. Я не Господь Бог, чтобы оживлять мертвых одним мановением руки. У нас, созданных по Его образу и подобию, но все же просто смертных, это далеко не так просто:

      – Адреналин, глюконат кальция струйно! Готовьте атропин и верапамил!

      Почему они все меня слушаются? Наверное, потому что лицо парня медленно розовело – вопреки всему! – потере крови, раздробленным костям, инфекции, которая для него не менее опасна, чем остановка сердца, и с которой мы тоже будем бороться, – это было уже лицом ЖИВОГО, а не мертвого. Он смог, и теперь он будет жить… наверное. Наверное? Нет, я не приемлю никаких сомнений! Он точно выживет. Потому что я ТАК ХОЧУ!

      – Группа крови определена?

      – Четвертая.

      – Плазма, кровезаменитель, давайте что есть! Готовьте расширенную сердечно-легочную реанимацию.

      – Ну, Швабра дает! – изумленно протянул кто-то у меня за спиной, и я опомнилась. Что я здесь делаю? По какому праву распоряжаюсь?

      Из меня как будто выпустили воздух. Все, хватит. Наверное, я и так зашла слишком далеко. Дальше они все сделают без меня. Это их работа, да и вообще – кто впустил меня в стерильное отделение в этом халате технички?

      Я отвернулась от стола, где бригада реаниматологов продолжала свой кропотливый труд. Они все сделают, как надо: и ЭКГ-диагностику, и анестезию, проверят венозный доступ и все прочее – по инструкции и без моего вмешательства и контроля. Мне же больше не было тут места. И как будто не стало больше и никакого дела – выживет ли тот, которого я только что держала за руку, передавая