Мой страстный космос. Ясмина Сапфир

в бою. Спасибо, что ты есть где-то в бесконечной вселенной. Счастья тебе».

      В груди защемило, на глаза навернулись слезы. Я упала в кресло и проплакала час или больше.

      Было так обидно, так горько от мысли, что мы с Элом разошлись врагами, не поняли друг друга, не приняли и не сумели простить.

      Вспоминалось как он смотрел на меня – будто нет ничего прекрасней в целом мире, как мы предавались страсти, словно умрем, если не соединимся здесь и сейчас, не теряя драгоценной секунды. Как беседовали в ресторане… а потом… как-то быстро все рухнуло…

      Я выдохнула, смахнула ладонью слезы с глаз и решила прекратить самобичевание. Все кончено! Мы расстались. Эл сделал последний, красивый жест и не более того.

      Пожелай он – приехал бы, предложил начать все заново, забыть недоразумения. Но он этого не сделал. Значит, не стоит и мне возвращаться к прошлому. Пора двигаться дальше. Впереди у меня объяснения в театре и наверняка несколько внеурочных смен, в наказание за трехдневное отсутствие.

      Что ж. Работа всегда отвлекала, давала ложное ощущение нужности. Хотя бы Цвану Оу. Латтарнец стриг купоны с моей пластики, способностей сэлфийки, но я всегда могла вернуться к нему. Пожалуй, мне и возвращаться-то больше было некуда.

      Глава 8. Дари

      Глянцево-черные коридоры театра уже кипели жизнью. Плакал малыш Малики – наверное, требовал утренней порции молока. У танцовщиц его частенько немного, и карапуз вряд ли наедался из небольшой груди мамочки.

      Медноволосая Лиля, очень фигуристая, но гораздо более гибкая, чем большая часть танцовщиц труппы, высунулась из дверей гримерки. Увидела меня, заулыбалась и хотела что-то спросить, но тут же спряталась обратно. Я оглянулась, уже зная – кто за спиной.

      Ллатарнцы всегда подходили неслышно. Теплокровные рептилии с мощными когтистыми лапами обувь не носили. Кожа на их ногах была плотной как панцирь и отлично сохраняла тепло.

      Цван Оу имел редкий для своей расы жемчужный цвет чешуи, с перламутровым отливом. Но альбиносом не был. Носил традиционные для ллатарнцев шаровары и свободную рубаху, непременно светлые, почти в тон к коже.

      Синие глаза Цвана будто светились изнутри, вертикальный зрачок напоминал о мифологических драконах.

      – Знаю, где ты была и почему, – ошарашил владелец театра, а также директор, распорядитель и вообще царь и бог.

      Я молчала, в ожидании продолжения. Цван приблизился, оглядел с ног до головы и невозмутимо сообщил:

      – Чем ты так приглянулась ему? Защищал как близкую родственницу! Я чего-то не знаю? У тебя в семье вельтане?

      Я не разобралась – о чем он, но знала наверняка – ллатарнец объяснится, нужно лишь повременить с расспросами. Цван Оу любил растягивать удовольствие, и уж если отчитывал или, наоборот, хвалил, то делал это с чувством, с толком, с расстановкой.

      – В общем… За твои прогулы заплачено. Штраф за нападение на эльталлского принца перечислен тоже. Можешь приступать к работе сегодня вечером. По старой схеме.