Лик Сатаны. Ирина Мельникова

растаяли так же быстро, как и клочья тумана среди гор.

      Послали на разведку Степана. Он вернулся через час. Сказал, что, кроме православного попа и немого служки, в храме никого нет. Впрочем, и без него Крук знал, что в ранние часы поляки в эти края не сунутся. К тому же в это утро он никого не хотел убивать и к храму спускался по одной-единственной причине, о которой предпочитал помалкивать. По большому счету ему было все равно, идти ли к католическому или к униатскому священнику, не вспомни он, что когда-то, очень давно, был крещен в православии.

      На всякий случай он оставил сторожей на опушке леса и возле переправы. А к православному храму отправился вместе со Степкой. У ворот их встретил немолодой батюшка с иконой в руках. Рядом с ним стоял, видно, тот самый немой служка, совсем еще молодой, с хилой бородкой, в старой рясе, подпоясанный веревкой. Они настороженно рассматривали вооруженных людей в обтрепанной военной форме.

      Андрий опустил винтовку, стянул с головы кепку с трезубцем и хмуро оглядел священника.

      – Здравствуй! – сказал он. – Я – сотник Крук. Слышал про меня?

      – Приходилось! – ответил священник.

      – Можешь меня не бояться. Я – не униат, я – православный.

      – Я бога боюсь, не людей, – ответил священник очень спокойно, и взгляд его говорил, что он не обманывал.

      – Ты – москаль? – удивился Андрий.

      – В прошлом я – русский воин Павел Гордеев! – нахмурился батюшка. – А сейчас настоятель сего храма архистратига Михаила.

      – Москали – первейшие вороги Украины. Больше, чем поляки. А большевики – и того страшнее! – Нервный тик исказил лицо сотника. – Я уничтожал и уничтожать их буду с той же силою, что и польских оккупантов. Московия должна погибнуть! – белая или красная, царская, советская, пролетарская, православная или безбожная – все одно! Украина должна быть свободной!

      – Что ты хочешь, Крук? – спросил священник. – Кроме меня, тут нет москалей, а большевиков – тем более!

      Андрий помолчал, подбирая слова.

      – Не нравимся мы тебе, вижу, – сказал он наконец. И добавил уже спокойнее: – Исповедаться и причаститься хочу. Можешь?

      – Исповедать – да, причастить – нет! – спокойно ответил отец Павел.

      – Почему так? Грешен?

      Батюшка на этот раз не ответил, и они молча некоторое время внимательно смотрели в глаза друг другу.

      – Хорошо! – кивнул Андрий. – Тогда исповедуй меня!

      – Чтобы покаяться, не нужны годы, – сказал священник. – Покаяние приходит как молния. Но покаяние должно непрерывно гореть. И исповедь поддерживает горение покаяния.

      – Значит, я должен покаяться? – поразился Андрий.

      Он старался не смотреть на икону. Взгляд архангела – жесткий, беспощадный, казалось, проникал в каждую пору, растекался по жилам, отчего Андрий чувствовал не просто тревогу, а необъяснимый, почти