Преступление и наказание. Федор Достоевский

Вот ты всегда утверждал, что я глуп; ей-Богу, брат, есть глупее меня! Теперь в направление тоже полез; сам ни бельмеса не чувствует, ну а я, разумеется, поощряю. Вот тут два с лишком листа немецкого текста, – по-моему, глупейшего шарлатанства: одним словом, рассматривается, человек ли женщина или не человек? Ну и, разумеется, торжественно доказывается, что человек[163]. Херувимов это по части женского вопроса готовит[164]; я перевожу; растянет он эти два с половиной листа листов на шесть, присочиним пышнейшее заглавие в полстраницы и пустим по полтиннику. Сойдет! За перевод мне по шести целковых с листа, значит, за всё рублей пятнадцать достанется, и шесть рублей взял я вперед. Кончим это, начнем об китах переводить, потом из второй части «Confessions»[165] какие-то скучнейшие сплетни тоже отметили, переводить будем; Херувимову кто-то сказал, что будто бы Руссо в своем роде Радищев[166]. Я, разумеется, не противоречу, черт с ним! Ну, хочешь второй лист «Человек ли женщина?» переводить? Коли хочешь, так бери сейчас текст, перьев бери, бумаги – всё это казенное – и бери три рубля: так как я за весь перевод вперед взял, за первый и за второй лист, то, стало быть, три рубля прямо на твой пай и придутся. А кончишь лист – еще три целковых получишь. Да вот что еще, пожалуйста, за услугу какую-нибудь не считай с моей стороны. Напротив, только что ты вошел, я уж и рассчитал, чем ты мне будешь полезен. Во-первых, я в орфографии плох, а во-вторых, в немецком иногда просто швах[167], так что всё больше от себя сочиняю и только тем и утешаюсь, что от этого еще лучше выходит. Ну а кто его знает, может быть, оно и не лучше, а хуже выходит… Берешь или нет?

      Раскольников молча взял немецкие листки статьи, взял три рубля и, не сказав ни слова, вышел. Разумихин с удивлением поглядел ему вслед. Но дойдя уже до первой линии, Раскольников вдруг воротился, поднялся опять к Разумихину и, положив на стол и немецкие листы, и три рубля, опять-таки ни слова не говоря, пошел вон.

      – Да у тебя белая горячка, что ль! – заревел взбесившийся наконец Разумихин. – Чего ты комедии-то разыгрываешь! Даже меня сбил с толку… Зачем же ты приходил после этого, черт?

      – Не надо… переводов… – пробормотал Раскольников, уже спускаясь с лестницы.

      – Так какого ты тебе черта надо? – закричал сверху Разумихин. Тот молча продолжал спускаться.

      – Эй, ты! Где ты живешь?

      Ответа не последовало.

      – Ну так чер-р-рт с тобой!..

      Но Раскольников уже выходил на улицу. На Николаевском мосту[168] ему пришлось еще раз вполне очнуться вследствие одного весьма неприятного для него случая. Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски за то, что он чуть-чуть не попал под лошадей, несмотря на то что кучер раза три или четыре ему кричал[169]. Удар кнута так разозлил его, что он, отскочив к перилам (неизвестно почему он шел по самой середине моста, где ездят, а не ходят), злобно заскрежетал и защелкал зубами. Кругом, разумеется, раздавался смех.

      – И за дело!

      – Выжига какая-нибудь.

      – Известно,

163

…торжественно доказывается, что человек. – Намек на одно из обозрений «Современника», написанное Г.З. Елисеевым: «Разные мнения о том: женщины – люди ли? – Мнения древних, мнения новейшие. – Наше предубеждение в пользу женщин». – Современник, 1861. ⁶²⁶ № 5. Внутреннее обозрение. С. 53 (вторая пагинация).

164

…по части женского вопроса готовит… – В комментариях к ПСС (VII. 371) указано на несколько отечественных и переводных сочинений, посвященных «женскому вопросу»: статьи М.Л. Михайлова «Женщины, их воспитание и значение в семье и обществе», «Джон Стюарт Милль об эмансипации женщин», «Уважение к женщинам (Историческое исследование)» – в «Современнике» 1860-го года; «Женщина в физиологическом, патологическом и нравственном отношениях. Исследование медицинское, философское и литературное. Соч. д-ра Морица Герцеги; пер. с французского» (М., 1865); Р.Ф. Вирхов (на обложке и титульном листе Фирхов). «О воспитании женщины сообразно ее призванию» (М., 1865), статьи и рецензии Д.И. Писарева.

165

«Confessions» – «Исповедь» Ж.Ж. Руссо.

166

…будто бы Руссо в своем роде Радищев. – Ссылка комментаторов (в частности, ПСС. VII. 372) на статью Писарева «Популяризаторы отрицательных доктрин» как на источник сравнения двух мыслителей представляется ошибочной: сборник «Луч», в котором была напечатана указанная статья, вышел в конце марта – начале апреля 1866 г. (Летопись жизни и творчества Ф.М. Достоевского, том 2, СПб., 1994. С. 61), а глава II второй части (в журнале глава IX первой части) вышла в феврале. Об отношении Д. к Радищеву см.: Клейман Р. Радищев – Д. – Венедикт Ерофеев: Путешествие в вечность по маршруту «Петербург – Москва – Петушки». – Д. и мировая культура. СПб., 2000. Вып. 15. С. 123–138.

167

Швах (нем. schwach) – плох, слаб.

168

На Николаевском мосту… – Мост назывался Благовещенским (1851–1855), Николаевским (1855–1918), мостом лейтенанта Шмидта (1918–2007) и вновь (с 2007-го) Благовещенским.

169

Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски… – Ср. в «Медном всаднике» о Евгении: «Нередко кучерские плети/ Его стегали, потому/ Что он не разбирал дороги/ Уж никогда; казалось – он/ Не примечал»; не удалось установить, кто первым заметил эту реминисценцию: И.Л. Альми писала в 1998 году, что «Мысль о присутствии “Медного всадника” в “петербургских” произведениях Достоевского имеет в нашем литературоведении статус аксиомы. Она убедительна априори. Конкретные наблюдения, ее подтверждающие, либо достаточно скудны (чаще всего припоминаются “кучерские плети”, обрушивающиеся на плечи героев Пушкина и Достоевского, либо не обладают необходимой устойчивостью: падают под воздействием новых фактов, входящих в состав темы». – Альми И.Л. «Эхо» «Медного всадника» в творчестве Ф.М. Достоевского 40–60-х гг.: (от «Слабого сердца» к «Преступлению и наказанию») // Пушкин и Достоевский. Материалы для обсуждения. Новгород, 1998. С. 146. Задолго до этого (в 1957 году) Шкловский (334), не называя оппонента, возражал против указанного наблюдения: «Раскольников стоял на мосту, перенес удар плетью. Кучер ударил не потому его, что в “Медном всаднике” написано про Евгения: Нередко кучерские плети/ Его стегали… – а потому, что в мире есть бедняки и плети».