Русская княжна Мария. Ведьма Черного озера. Андрей Воронин

человек, Огинский, но вы мне нужны. Я не могу пока без вас обойтись, но имейте в виду: вам следует бояться того момента, когда я перестану нуждаться в ваших услугах.

      Мюрат говорил негромко, словно бы нехотя, через силу, и глядел он при этом не на Огинского, а на шпагу, как будто силясь прочесть выгравированные на клинке, хитро запрятанные в завитках сложного узора письмена.

      – Вряд ли я нуждаюсь в подобном напоминании, мой маршал, – так же тихо, в тон ему, сказал пан Кшиштоф. – День, о котором вы упомянули, станет днем, когда жизнь моя потеряет смысл.

      «Гасконский паяц, – злобно подумал он при этом, – носатое ничтожество, фигляр! Король Неаполя! Видали вы его? Да свет не видывал более хитрого и криводушного лиса, чем этот выскочка!»

      – Перестаньте паясничать, Огинский, – устало и раздраженно бросил Мюрат. – Когда вы не будете мне нужны, ваша жизнь отнюдь не лишится смысла. Напротив, это вы лишитесь всего, в том числе и вашей презренной жизни. Видит Бог, я уничтожу вас с истинным наслаждением, и небеса вознаградят меня за этот поступок – может быть, не самый великий, но зато самый богоугодный в моей грешной жизни!

      Пан Кшиштоф насторожился. Раз уж Мюрат перешел от простых оскорблений к угрозам, значит, на уме у него и впрямь было что-то конкретное. Хитрый гасконец, похоже, пытался запугать его – запугать так, чтобы пан Кшиштоф боялся своего грозного покровителя пуще русских штыков. Значит, поручение и впрямь будет смертельно опасным. Впрочем, других поручений Мюрат и не давал. Огинский зябко передернул плечами, припомнив, как в компании полусумасшедшего убийцы Лакассаня охотился на русских генералов в кровавой сумятице Бородинского сражения.

      «Ладно, – подумал он. – Кнутом меня уже отстегали. Надо полагать, сей грозный воитель, сей прямой и честный клинок в деснице императора Наполеона вот-вот выудит из кармана пряник, каковым и станет водить у меня перед носом. Ну-ну, поглядим, что он предложит в обмен на мою… гм… презренную жизнь».

      – Но будь по-вашему, – неожиданно сменив гнев на милость, сказал Мюрат и небрежным жестом бросил золоченую шпагу в инкрустированные ножны. – Я что-нибудь придумаю с этим вашим наследством. Можете на меня рассчитывать. В столь трудный для Франции час мы все должны держаться вместе. И потом, я, как честный человек, не могу не признать за вами определенных заслуг, которые требуют соответствующего вознаграждения. Один Багратион, гм… – На мгновение он словно бы запнулся, и пану Кшиштофу почудилось промелькнувшее на его высокомерном лице смущение. Однако маршал немедля взял себя в руки, и пан Кшиштоф невольно припомнил его слова о том, что порой без капельки яду бывает просто не обойтись. – Один Багратион чего стоил! Словом, я что-нибудь придумаю. Если этот старый осел, ваш дядюшка, будет очень уж упираться, то… Ну, я не знаю. Бывают же на свете несчастливые случайности!

      Пан Кшиштоф чуть было не расхохотался. Как ни крути, а он таки успел изучить своего покровителя. Что бы ни думал, что бы ни говорил,