Девочки. Лариса Столетова

работаешь, или муж у тебя крутой, что в такой шубе ходишь?»

      Ничего другого я предположить не могла, потому что знала, в какой нищете она выросла: отец конченый алкоголик, трое детей в семье, все – вечно голодные, плохо одеты. Мать на школьных собраниях плакала, когда родители собирали на ремонт класса или поход в театр. И за Наташу платила учительница Елена Семёновна.

      «Мужа у меня нет, развелись. Сына рощу, младшим братьям помогаю». «Ну а деньги-то откуда?» – не унималась я, поедая сёмгу с серым рисом и апельсинами под непроизносимым соусом. Наташа закурила: «Долгая история, да и нужно оно тебе?» «Расскажи, Наташ». И она рассказала.

      «Ты помнишь, как мы жили. Отец вечно пил. Придёт, выгребет последнее и пропадёт на неделю. Но мать не возникала, потому что бил он её крепко. Сама она могла днями не есть, а нас водила к старенькой тёте Глаше. Глафира Петровна, Царство ей Небесное, была вдовой военного, детей у её не было, а еды всегда валом. Ей нравилось нас кормить. Посадит, бывало всех за стол, «Покажите руки», – говорит строго. У кого грязные, отправляла мыть. Я была её любимицей. Она меня на пианино играть учила. Да что там говорить, мы с братьями практически жили у неё. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, тёти Глаши не стало. Хлебнули мы тогда по полной. А девчонки в классе, помню, на дискотеку собираются, обсуждают, кто что наденет. Меня зовут, а мне и одеть-то нечего. А страсть как хотелось на дискотеку. Иду как-то из школы, подходит ко мне хачик какой-то знакомиться. В кафе позвал. А я и пошла. Есть хотелось. Повёл он меня в пельменную, ну, на углу тогда была, помнишь? Накормил. Предложил вечером встретиться. Братья от отца на улице прятались, а мне дома его тоже видеть не очень хотелось (он работу тогда совсем бросил – какой из него таксист, сама понимаешь). Вечером этот Карим домой меня к себе повёл, кормил фруктами, шампанским поил. Я опьянела в дрова. Часа в два ночи он отвёз меня домой, в дверь позвонил и матери в руки отдал. Наутро, думала, на меня орать будут. Нет. Выхожу на кухню, мать блины жарит, говорит, садись, мол, дочь, поешь, ребята поели и в школу ушли. А я, говорит, тебя не стала будить, чтобы ты выспалась. Сметану мне накладывает, а сама в глаза не смотрит. Я потом узнала, что тот (мой первый мужчина, б…), так вот, он матери денег дал – я ж несовершеннолетняя была, понимаешь? И дал, судя по всему прилично. Она в школу меня не отправила в тот день, мы пошли на рынок и купили мне кое-какую одежду, лифчик и кружевные трусы. Вечером мой хахаль ждал меня у подъезда. Он отвёз меня в ресторан, познакомил с друзьями. Наверно, белые волосы их так возбуждали, но они закурлыкали по-своему, жадно глядя в мою сторону. Карим клал меня со всеми по очереди, они ему платили, он отстёгивал мне.

      Не спрашивай, как я могла. Не знаю. Он вытащил меня из нищеты, покупал мне красивую одежду, украшения, он давал деньги и мне, и матери. Знаешь, на щеках моих братьев снова появился румянец. Мать купила себе пальто – первое за десять лет.

      После девятого класса я поступила в музыкальное