Мои литературные святцы. Геннадий Красухин

он остановился в швейцарском Базеле, где узнал о смерти Л. А. Бакуниной.

      В Риме он встретился с Тургеневым и сдружился с ним. Тургенев оставил воспоминание об этом периоде жизни Станкевича, о том, как однажды, читая вслух Пушкина, он закашлялся, поднёс ко рту платок: на нём оказалась кровь. Улыбнувшись, он продолжил чтение.

      В мае 1840 болезнь обострилась, но в июне Станкевичу стало лучше, и он отправляется во Флоренцию, а из неё – в Милан, до которого не доехал. Ему стало плохо, и 25 июня он скончался.

***

      Я хорошо знал Владимира Александровича Лифшица, который нередко приходил в «клуб 12 стульев» в «Литературной газете», где периодически в разных жанрах печатался Евгений Сазонов – любимец читателей, имя и фамилия которого был коллективным псевдонимом разных юмористов и сатириков, в том числе и Лифшица.

      Я знал его как детского поэта: любил ребёнком его стихи. Например, «Шинель»:

      Висит на вешалке шинель

      Зелёного сукна

      И дождь, и слякоть, и метель

      Изведала она.

      У ней протёрты обшлага

      И выцвел воротник.

      И беспощадный штык врага

      В её рукав проник.

      Отец закончил в ней поход.

      Теперь на нём не то:

      Он в кепке ходит на завод,

      В калошах и в пальто.

      А я люблю в его шинель

      Зарыться с головой,

      И мне мерещится метель

      И дым пороховой

      Позже прочитал его книгу «Избранные стихи», изданную «Советским писателем» в 1974 году. И оценил его как поэта. Не только как детского. Его стихи грустны и лиричны:

      Час придёт, и я умру,

      И меня не будет.

      Будет солнце поутру,

      А меня не будет.

      Будет свет и будет тьма,

      Будет лето и зима,

      Будут кошки и дома,

      А меня не будет.

      Но явлений череда,

      Знаю, бесконечна,

      И когда-нибудь сюда

      Я вернусь, конечно.

      Тех же атомов набор

      В сочетанье прежнем.

      Будет тот же самый взор,

      Как и прежде, нежным.

      Так же буду жить в Москве,

      Те же видеть лица.

      Те же мысли в голове

      Станут копошиться.

      Те же самые грехи

      Совершу привычно.

      Те же самые стихи

      Напишу вторично.

      Ничего судьба моя

      В прошлом не забудет.

      Тем же самым буду я…

      А меня не будет.

      Знал Владимира Лифшица как юмориста и пародиста. Со времён освобождения врачей по их знаменитому делу сразу же после смерти Сталина по Москве пошли гулять такие куплеты:

      Дорогой профессор Вовси, за тебя я рад,

      Потому что, значит, вовсе ты не виноват.

      Зря сидел ты, зря