Хождение по Млечному пути. Алена Даль

тревоги. Стало все равно, кто ты, откуда, как тебя зовут… И даже цель, следуя которой, пустилась я в этот отчаянный поход, в эту безрассудную авантюру, ускользает от понимания. А, может быть, ее никогда и не было, этой цели?.. Может быть, и не было… Никогда… Может быть…

      Песнь о Роланде

      Просыпаюсь я от мелкой вагонной тряски, кто-то крепко сжимает мое плечо. Открываю глаза и вижу Агнету. Ее взгляд встревожен, губы беззвучно шевелятся: она что-то говорит, но я ничего не слышу. Мне требуется минутное усилие, чтобы сообразить, что в ушах у меня беруши. Когда я их, наконец, вытаскиваю, то слух вновь возвращается ко мне – слава Богу, я не оглохла!

      – Элена, пора вставать! Уже все ушли. Мы – последние! – в голосе слышится крайняя озабоченность человека, привыкшего жить по расписанию.

      – Который час?

      – Половина восьмого! – Агнета произносит это так, как будто на дворе уже, по меньшей мере, полдень. – Давай, поднимайся, я иду варить кофе.

      – Встаю, – отзываюсь я, окончательно осваиваясь в реальности.

      В комнате, в которой вчера устроились на ночлег три десятка человек, действительно почти никого не осталось. У дверей толпятся последние пилигримы, отбывающие в путь. Я медленно свешиваю ноги с кровати и осторожно наступаю на них, приготовившись к острой боли, однако ничего подобного не чувствую. Вот так мазь! Делаю шаг, второй, встаю на носочки, аккуратно приседаю – ничего. Ноги мои вполне послушны и даже почти здоровы, полноценно отдохнув и подлечившись после вчерашнего марш-броска. Спина и плечи побаливают, но тоже терпимо. А главное, на душе вдруг вспыхивает праздник! Только сейчас до меня доходит, что я осилила 27 километров и перевал через Пиренеи. И пусть это только первый день пути, зато самый сложный, и я его прошла! Гордость и ликование переполняют меня, отражаясь в победоносной улыбке. Вскоре горной козочкой, как и обещала вчера подруга, я вприпрыжку скачу в душ, а потом на кухню, где меня уже ждут, чинно усевшись на лавках, Агнета и ее дети. На столе дымятся четыре чашки кофе, между ними – тарелка с хлебом, дощечка с сыром и блюдечко абрикосового варенья.

      – Агнета, спасибо тебе за все! Ты так заботлива ко мне, словно я одна из твоих детей! – говорю я, глядя прямо в ее северные льдистые глаза (на самом деле мы с ней ровесницы).

      – Да ничего особенного, – улыбается она, но видно, что ей приятно это слышать.

      – О нас она так не заботится, – ворчит двадцатилетний верзила Ежи, на голову выше матери и на полторы – сестры. – Вон вчера не дала даже поспать в сиесту. И сегодня чуть свет разбудила.

      – Ну и где бы мы были после этой твоей сиесты? – огрызается сестра. – Тебя же потом пушкой не разбудишь!

      – А ты пробовала?

      – Ну, хватит, – вмешивается мать, – все мы сегодня хорошо отдохнули и выспались, можем идти дальше. Элена, ты как?

      – Я готова!

      Мы