Прокаженные. История лепрозория. Георгий Иванович Шилин

тебя. Если не можешь – не надо. Но я ведь знаю: такую тяжесть, какую ты носишь в сердце своем, нельзя таить всю жизнь. Расскажи… Увидишь, как тебе сразу станет легко.

      Кравцов продолжал молчать и словно откуда-то издали смотрел на Протасова. В конце концов тот перестал допытываться. Он был уверен: рано или поздно Кравцова прорвет и потянет на откровенность.

      Человек – не камень.

      Протасов был прав.

      Это произошло случайно, спустя несколько месяцев.

      Однажды ночью, мучимый бессонницей и головной болью, Протасов поднялся, надел свой халат и вышел во двор. Поселок спал. Кругом на много верст простирались покой и молчание. Все огни на больном дворе были потушены.

      Обитатели его спали, забыв о боли и проказе. Ночное молчание изредка нарушал доносившийся из глубины степи детский плач шакалов. Василий Петрович прошел весь поселок и остановился перед последним домом. Здесь жил Кравцов. Но почему так поздно освещено его окно?

      «Вот тебе н-на… Не спит, чего ж это он не спит?» – подумал Протасов и подошел к окну. Через занавешенное окно ничего нельзя было рассмотреть. Он подошел к двери и увидел свет, падавший из щели на темный пол открытого коридора. Дверь оказалась незапертой. Протасов нажал ручку и шагнул через порог.

      …Прямо у стены стоял Кравцов и смотрел на Протасова глазами, в которых застыл ужас. Он что-то прошептал Протасову, но тот ничего не расслышал. Наконец, спустя некоторое время, до него донесся голос Кравцова:

      – Ты зачем?.. Ты… как сюда пришел? Почему ты пришел?

      Протасов всмотрелся в него и понял, что Кравцов пытался прикрыть своим телом какую-то висящую на стене картину.

      – Экий ты чудак, будь ты неладен! Тьфу, как ты испугал меня.

      – Зачем ты пришел сюда? – снова прошептал Кравцов, постепенно начиная приходить в себя. – Как… как ты попал сюда?

      – Да ты впрямь ошалел… Почему я не могу приходить к тебе? Ты в тюрьме или в раю сидишь, что ли? Ну, брат, я не ожидал такого… Ей-ей…

      Протасов решил уйти.

      – Если у тебя, – сказал он, – действительно есть такое, чего нельзя знать другим, изволь, голубчик, – я уйду… Но зачем ты смотришь такими глазами? Ведь так ты насмерть напугать можешь… Ну, ты и шальной… Прямо – не узнать человека.

      Он повернулся к двери и взялся за ручку и в тот же момент услышал голос Кравцова:

      – Обожди, не уходи. Останься… Раз вошел – будь гостем… Пускай… Все равно.

      Протасову показалось, что эти слова произнес не Кравцов, а кто-то другой, стоявший за стеной. Он остановился.

      – Нет, брат, сегодня я не узнаю тебя. Или я одурел от бессонницы, или ты сумасшедший…

      – Сядь и смотри, – перебил его Кравцов.

      Первое, бросившееся в глаза Протасову на полотне, – была лампа, спокойным светом освещавшая нечто темное, едва заметное на полотне. Он подошел ближе, вгляделся в картину и снова отошел от нее к двери. Только тогда ему стал ясен сюжет.

      Он долго молча смотрел на картину и не мог подобрать соответствующих слов.

      Потом