Всемирная волновая история от 1850 г. по 1889 г.. Владимир Кучин

бесправия и отрицание темных сил нашей жизни, не дававших наступить „настоящему дню“? На это обычно отвечают указанием на „Свисток“ – сатирическое приложение к „Современнику“, заведенное в 1858 г. Д. вместе с Некрасовым. Д. был наиболее деятельным вкладчиком „Свистка“ и под псевдонимами Конрада Лилиеншвагера, Якова Хама и др. написал множество стихотворений и сатирических статеек, занимающих собой целую половину 4-го тома собрания его сочинений. Даже люди, в общем дружелюбно относящиеся к Д., ставят ему в вину „Свисток“, положивший будто бы начало „свистопляске“, т. е. грубому глумлению над авторитетами и разнузданному тону, водворившемуся в 1860-х гг. в журналистике. Это обвинение есть такое же недоразумение и результат смешивания Д. в одно целое с позднейшими явлениями русской литературной жизни, как и то, что Д. – будто бы насадитель тенденциозного искусства в России. Стоит только сколько-нибудь внимательно присмотреться к написанному Д. в „Свистке“, чтобы убедиться, что, за исключением весьма немногих и весьма мягких насмешек над Погодиным и Вернадским, добролюбовская „свистопляска“ почти вся не только не направлена против „авторитетов“, а напротив, иронизирует над людьми почти „своими“. Д. возмущала стадность нашего внезапно народившегося „прогресса“; искренней натуре его претило пародирование прогрессивностью. И вот, в подавляющем количестве случаев „Свисток“ смеется над Бенедиктовым, Розенгеймом, Кокоревым, Львовым, Семевским, Соллогубом, которые „протрубили нам уши, вопия о правде, гласности, взятках, свободе торговли, вреде откупов, гнусности угнетения“ и проч. Что же касается мнимой грубости добролюбовской „свистопляски“, то это уже прямо ничего общего не имеет с действительностью. Обладая редким остроумием и недюжинным стихотворным талантом, Д. иронизировал замечательно тонко. И если, как кто-то выразился, полемисты 60-х годов выходили на бой, вооруженные грязными швабрами, то Д. выступал на поединок всегда с самой тонкой толедской шпагой в руке. Простого взгляда на погодное распределение статей Д. достаточно, чтобы убедиться в том, что такая работа не по силам и самому талантливому человеку. В течение 1857, 1858 и половины 1859 г. Д. писал по 4 печатных листа ежемесячно. Это количество, огромное даже для компилятивной работы, а ведь Д. отдавал всего себя своей страшно интенсивной критической работе, он не писал, а горел. Что же удивительного, что он в конце концов надорвался. После смерти Д. писали, что он с детства был хил и болезнен; но это оказывается совершенно неверным. Его надломило только чрезмерное напряжение ума и сердца. С полным правом говорил он в последнем стихотворении своем, что умирает от того, что был „честен“, т. е. слишком близко принимал к сердцу благо Родины и обязанность содействовать ему всем объемом своих душевных и физических сил.»

      Мой земляк Добролюбов действительно был честен, он искренне занимался осмеиванием т. н. прогрессистов. Именно над волновыми героями иронизирует Добролюбов,