Полет саранчи. Саша Кругосветов

будто бизнесмен отправил в Кремль письмо, в котором просил прощения и заявлял о желании вернуться в Россию. Закаев не верит ни единому слову: не могло быть такого письма. Если бы оно существовало, его опубликовали бы во всех СМИ сразу после отправления. Олигарх до последнего оставался верен себе и не предавал ценностей, за которые боролся.

      К послеельцинской власти покойный относился как к диктатуре, которая свернула свободы и на корню задушила демократические процессы, проявившиеся в России во многом благодаря тому, кого сейчас будут отпевать.

      Усопший был не только бизнесменом, но еще и одним из ведущих московских политиков (с 1996 года). Конечно, как и все смертные, допускал ошибки, но умел их признавать.

      К олигарху иски на сотни миллионов долларов… О чем это может свидетельствовать? О том, например, что у него сохранилось еще немало всякого, если говорить о материальных ценностях. Те 25 или 30 миллионов фунтов, которые он потерял в суде, не могли стать чем-то определяющим в его борьбе, для его материальной базы – тоже. Ахмед не кассир и не бухгалтер олигарха и, конечно, не подсчитывал средств погибшего. Но ему не верится, что у бизнесмена так плохи были дела, что из-за этого он покончил с собой.

      Противники Республики Ичкерии хотят, чтобы они закрылись, ушли в подполье, чтобы их не было ни видно, ни слышно. И тогда их борьба будет проиграна московскому режиму.

      Закаев жизнь прожил, он немолодой уже человек… Письма с просьбой о прощении, о котором говорил пресс-секретарь Кремля, Ахмед уверен, не дождались от усопшего – и от него не дождутся. А так, время покажет…

      У Закаева с Борисом не было совместного бизнеса, но был общий политический интерес. Для олигарха – Россия, для Ахмеда – Чечня. Никаких финансовых вливаний в правительство Чечни за рубежом, которое Закаев возглавляет, никогда не существовало – в этом просто не было необходимости. Ахмед к усопшему с такой просьбой не обращался.

      Столько людей – ни одного лица, отмеченного печатью значительности и духовной жизни, ни на одном не заметно следов сердечных терзаний. Кроме, пожалуй, мамы, Анны Александровны, у нее единственной неподдельная трагедия – потеря любимого сына.

      «Есть лица, подобные пышным порталам, где всюду великое чудится в малом»[5], – сказал поэт. На этой скорбной процессии порталы так себе – хоть и пыжатся, а значительным, тем более великим, здесь, увы, не пахнет. «Есть лица как башни, в которых давно никто не живет и не смотрит в окно» – теплее, пожалуй, да и подходит лучше: башни и башенки, не освещенные изнутри… Кто эти люди, собравшиеся здесь, – образцы какой незнакомой цивилизации? Инопланетяне или просто существа другого биологического вида? Надолго они перебрались на берега Туманного Альбиона, пустят ли здесь корни? Много ли им подобных осталось и еще коптит небо на просторах нашей многострадальной родины?

      Усопший, кстати, тоже не вызывал симпатии или сердечного влечения российской

5

Николай Заболоцкий.