Горькая истина. Леонид Кутуков

рода преступления и проступки лишенные права отсрочки призыва в войска, которою пользовались все рабочие фабрик, работавших на оборону государства. Так как старые солдаты, эвакуированные из действующего полка за ранами и болезнями, первоначально составлявшие штат 3-й роты Запасного батальона, постепенно, по мере выздоровления, были снова отправлены в действующий полк, то к началу 1917 года 3-я рота была составлена почти исключительно из одних штрафных и осужденных по суду за разные преступления, выделенных из всего состава Запасного батальона. Остальные 3 роты батальона в начале 1917 года состояли почти исключительно из недавно мобилизованных, совершенно необученных молодых солдат, большая часть которых еще и не была приведена к присяге»[58].

27 февраля 1917 года. Бунт. Убийство подпоручика Шабунина

      Как всегда, встаю утром в 7 часов и заранее выхожу из дома, чтобы вовремя прийти в казармы.

      Уже несколько дней трамваи не ходят. На улицах никого нет в этот ранний час, всё спокойно. Стоит прекрасная зимняя погода. Литейный мост занят частями нашего батальона. Как всегда, лихо отдают честь. Последние дни хожу в полном боевом снаряжении, при шашке, револьвере и наплечных ремнях со свистком.

      Утро провожу в Офицерском Собрании. Всё время вызывают офицеров, и они уходят в город со своими ротами и взводами.

      Завтракаю рано, часов в 11. Новостей никаких нет. (К этому часу многие Запасные батальоны уже взбунтовались, но у нас никто ничего не знал. Я говорю про младших офицеров.)

      В первом часу дня вызывают, наконец, и меня. Приказано вступить в распоряжение подпоручика Шабунина, полурота которого уже выстроена на плацу. Иду в огромный вестибюль Собрания. Одеваюсь. Снаружи слышны выстрелы.

      Входит Капитан Ханыков. Начинает снимать шинель. В это время солдат застегивает на мне снаряжение, я проверяю патроны в нагане и думаю: застегнут мне снаряжение, успею, как раз, подойти и поздороваться с капитаном. Но капитан, быстрее чем я ожидал, снимает с себя шинель, подходит ко мне первым и говорит:

      – Здравствуйте прапорщик, у нас в полку принято здороваться.

      – Виноват, господин капитан, – говорю я ему, кладу наган в кобуру и выхожу на плац.

      Полуротой командует подпоручик Шабунин из студентов. Отличный офицер. Любимец солдат, заботящийся о них, проводящий с ними свое свободное время. Учит их грамоте, пишет им письма в деревню, входит в их личную жизнь. На полуроте[59] нас четверо офицеров – подпоручик и три прапорщика. Пересекаем наискось полковой плац и выходим к воротам, что выходят на Лесной проспект. Выходим через ворота (эта часть плаца окружена высоким деревянным забором), их закрываем и выстраиваем полуроту поперек улицы.

      Около ворот маленькая дверка. Напротив – тоже забор, а за ним Финляндская железная дорога и пустыри.

      Стоим. Где-то за корпусом казарм слышны выстрелы. Улица пустынна. Вижу идет студент-политехник, рассматривает солдат, подходит к нашей группе офицеров и говорит:

      – Господа, неужели вы будете стрелять в народ?

      Я

58

Бюллетень [Объединения Лейб-гвардейского Московского полка, 14 янв. 1950, № 124], стр. 5. – Прим. автора.

59

Это новобранцы, переодетые в солдатскую форму. За полчаса до этого капитан Дуброва учил их, как заряжать винтовки и стрелять… – Прим. автора [полоса бумаги с этой фразой отпечатана и вклеена в «Записки» позднее].