Шестая река. Наталья Александровна Веселова

      Двое детей, мальчик и девочка, еще не вошедшие в подростковый возраст, но успешно миновавшие дошкольную безмятежность, истово ели плавящийся на глазах шоколад, деля на двоих куцую тень пыльного куста чубушника. Они сидели в опаленной жарким дыханием солнца траве на обочине неширокого асфальтового шоссе, что неторопливо текло меж двух бывших колхозных, а ныне ничейных, полностью запущенных лугов. Вдалеке на одном из них вяло кормилось небольшое черно-белое коровье стадо – одуревшие от жары животные либо обреченно лежали в траве, либо понуро стояли, повесив хвосты, не имея даже сил отбиваться ими от вездесущих кровососов…

      – Молочка бы сейчас холодненького… – мечтательно протянула девочка, откидывая в сторону тщательно вылизанную обертку от шоколадного батончика.

      Девочка и теперь уже была чудо, как хороша – тоненькая золотистая блондинка с большими, неожиданного цвета чернослива глазами – а в будущем твердо обещала превратиться в нестандартную, странной породы красотку. Ее брат, на вид ненамного старше, являл собой полную противоположность: невысокий, плотный, кряжистого сложения, остро напоминающий здоровый боровичок мальчишка с серьезным лицом маленького мужичка: оно еще не избыло умилительной детской пухлости, но цепкие умные глаза-буравчики, определенно, повидали больше, чем было по возрасту положено их обладателю. Особая, взрослая степенность сквозила в каждом движении этого немногословного отрока – даже в том, как он обошелся с бумажкой от своей шоколадки: вместо того, чтобы просто выбросить, он сначала основательно сложил ее вдвое… вчетверо… восьмеро – и только потом отстрелил под куст средним пальцем… На вид ему можно было дать лет одиннадцать.

      На самом деле, Илье было уже целых двенадцать с половиной, и думал он о том, как хорошо было бы сейчас залезть в их погреб, его стараниями – идеально чистый, пропахший соленьями… Сейчас там стоит целебный каменный холод, который мгновенно привел бы его в себя, – ох, и счастлив же их мордатый кот, который сутки напролет сторожит там неосторожных мышей! А им с Женькой надо работать. Даже в такое адово пекло – работать, потому что лето – время создания основательных запасов на голодные времена учебного года, когда школа отнимает все светлое время, и заработать можно только урывками, – а в темноте дела так и вообще никак не идут… Женька – дурочка десятилетняя, живет одним днем и братниным умом, как птичка: поклевала – и хорошо. А ему, старшему брату, приходится обо всем думать. И мать-дурищу тянуть, и Женьку с Ленкой, и хозяйство. Бросить бы треклятую школу – так ведь нельзя: тут же опека паскудная примчится, семью на этот раз точно признают неблагополучной, а там и до детдома недалеко… Нет уж. Этого он не допустит. Пока жив, детдому не бывать… «Ничего, мы еще посучим лапками… Да что ж это машин-то нет ни одной… Чего они там, паломники эти гребаные, по жаре молиться не хотят?! Сегодня только две машины пощипали – всего и хватило-то на два литра пепси, батончики эти (нельзя больше шоколад брать, все равно тает, пустая трата) и пару мороженых… Домой-то что принесем? А в копилку? То-то и оно…»

      – Вон идет машина. Желтая, номера питерские, – деловито прервала размышления брата младшая сестренка.

      Она уже поднималась, поправляла выцветшее платьице, вставала наизготовку. Брат поспешил последовать ее примеру, подошел к краю дороги, поднял руку и – сплюнул. Красиво, по-взрослому, – у Асланчика научился:

      – Блин, да разве это машина? Это ж «москвичонок» битый, четыреста двенадцатый! Таких уж на дорогах и не встретить почти… Там таки-и-ие лохи сидят, прикинь! Им самим бы кто подал…

      Он уже собрался было опустить руку – что проку таким голосовать, в лучшем случае, только прокатят, оно надо? – но дряхлая мятая тарахтелка вдруг заморгала правым поворотником и остановилась; открылась пассажирская дверца, и немолодая, лет тридцати пяти или даже больше, кудрявая баба без особой охоты спросила:

      – Дети, вам куда?

      «Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок…» – буркнул про себя Илья, бросил острый взгляд на Женьку – и оба мгновенно «включились» в работу.

      – До Ананино довезете? – жалобно запищала девочка. – Мы уже давно идем, а никто не подбирает… Устали очень… Жарко…

      – Тут недалеко, километра три всего, – поддержал ее мальчик. – И сворачивать никуда не надо, мы на дороге выйдем…

      Последнее было очень важно: люди инстинктивно боялись сворачивать на незнакомые проселки, поэтому для успешной работы нужно было сразу дать им понять, что ехать придется только прямо и только по асфальту, – то есть, подвезти двух несчастных деток им точно по пути, и ничего не будет стоить.

      – О чем речь, ребятки! – с водительского места борзо выскочил длинный патлатый очкарик преклонных лет – сороковник, а то и полтинник точно разменял! – и бросился перетаскивать какие-то кутули с заднего сиденья в багажник. – Вот сюда забирайтесь, сумки там подвиньте… Поместитесь? Ну, поехали…

      Кондея в этой дребезжащей тачке, конечно, не было, но на ходу, при опущенных окнах, ощущалось слабое движение раскаленного воздуха – дышать стало неуловимо легче. Брат с сестрой неприметно переглянулись – и Женька привычно повела свою партию:

      – Илья-а-а,