Развяжите мои крылья. Анастасия Туманова

знала, что говорила: в последнее время на улицах Москвы гадалкам всё чаще попадались женщины с потухшими глазами, которые шепотом, оглядываясь по сторонам, спрашивали: «Скажи, за что мужа взяли? Его отпустят? Мне свидание дадут? Мне разрешат вместе с ним поехать?» И сейчас Изюмкин взгляд зацепился за распахнутый шкаф, из которого неряшливо свисали вещи, и за раскрытую деревянную шкатулку с документами. Вполне могло оказаться, что вещи были просто брошены на полку впопыхах, а шкатулку открыли в поисках пропавшей метрики. Но женщина беззвучно ахнула, схватившись за грудь, и встала из-за стола, неловко хватаясь за край.

      … – и вот наша Изюмка уселась там с ней и сидит! – наперебой рассказывали вернувшиеся в табор цыганки встревоженному деду Командиру. – Карты свои по столу разложила, глаза вытаращила – и врёт вовсю! Гаджи плачет-заливается, а Изюмка то обнимает её, то воды принесёт, то давай в своё зеркальце пялиться и бормотать по-плащунски, то карточку мужа затребовала и руками над ней водит… ну, как всегда всё! Хлебом не корми, а дай концерт развести! На нас в окно махнула, «Идите в табор!» – кричит. Мы и пошли!

      – Дуры! – в сердцах выругался Вано. – Что же вы её одну на ночь глядя бросили? А если гаджи вдруг милицию позовёт?

      – Ну, вот ещё! Кто там позовёт? Гаджи культурная, вся хата в книжках! Ничего, прибежит наша Изюмка скоро!

      Цыганки рассыпались по своим палаткам: каждую ждали голодные дети. Некоторое время Вано стоял, яростно скребя в затылке и глядя в меркнущее над полем серебристо-розовое небо. Затем сплюнул, натянул кепку и решительно зашагал к дороге в город, через плечо бросив внуку Юрке:

      – За конями пригляди!

      Домик за сломанной церковью с жасмином во дворе Вано нашёл быстро. Заходить не стал, заглянул с улицы в окно и, к своей радости, увидел, что в бабьи дела ему вмешиваться не придётся: Изюмка и хозяйка уже прощались. Не желая мешать, старый цыган присел на рассохшуюся лавочку у забора, достал пачку «Братишки», закурил и, отмахиваясь от комаров, прислушался.

      – Так ты думаешь… думаешь, Воля?..

      – Придёт, родная! Как есть тебе говорю: придёт! Ошибка вышла, начальники ошиблись, по пустой глупости твоего мужа взяли! Трёх дней не пройдёт – он вернётся! А ты себе пустого страданья в мозги не пихай! Сейчас ложись спать, а утром вставай, и – на работу! Да смотри, слёз никому не кажи, ходи канделяброй!

      – Кем? Послушай, но ты же неправильно употребляешь это слово! – До Вано донёсся тихий смех. – Может быть, ты хотела сказать «королевой»?

      – Королева – тоже хорошо, но канделябра – лучше! – не давала сбить себя с толку Изюмка. – Да главное, изумрудная, не в слове, а в видимости! Видимость у тебя должна быть, как у королевской канделябры: и спереди, и сзади, и на морде тоже! Тогда и Бог обрадуется, на тебя глядя, и удачи тебе пошлёт! А мужа жди, жди! Вернётся скоро! Да не забудь: долгая дорога, чужие люди, чужой город! Если так сделаешь – всё у вас