Ведьмак. Дорога без возврата. Анджей Сапковский

>

      – Спросить-то можно, да откуда вдруг такое любопытство?

      – Простите, госпожа, – прищурился мужчина. – На вас мужская одежда. А что до любопытства, так оно оттуда, что развилок-то это не простой. Случилось тут со мной… любопытное приключение…

      – Вижу, – прервала Висенна, глядя на полускрытое папоротниками, неестественно скрючившееся тело шагах в десяти от столба.

      Мужчина проследил за ее взглядом. Потом их глаза встретились. Висенна, как бы откидывая волосы со лба, коснулась диадемы, прикрытой перевязкой из змеиной шкурки.

      – Угу, – спокойно сказал раненый. – Покойник. Острые у вас глаза. Небось считаете меня разбойником, верно?

      – Неверно, – сказала Висенна, не отнимая руки от диадемы.

      – А… – вздохнул мужчина. – Ну да… Но…

      – Твоя рана кровоточит.

      – У большинства ран такое странное свойство – кровоточить, – усмехнулся раненый. У него были красивые зубы.

      – Если перебинтовать одной рукой, кровоточить будет долго.

      – Неужто хотите облагодетельствовать меня своей помощью?

      Висенна спрыгнула с коня, прочертив каблуком мягкую землю.

      – Меня зовут Висенна, – сказала он. – Я не привыкла благодетельствовать. Кроме того, не терплю, когда ко мне обращаются во множественном числе. Встать можешь?

      – Могу. А надо?

      – Нет.

      – Висенна, – сказал мужчина, слегка приподнявшись, чтобы позволить ей развернуть повязку. – Красивое имя. Тебе кто-нибудь уже говорил, Висенна, что у тебя прекрасные волосы? Такой цвет называется медным, верно?

      – Нет. Рыжим.

      – Ага. Когда закончишь, подарю букет люпинов, вон тех, что растут во рву. А пока перевязываешь, расскажу, чтобы убить время, что со мной приключилось. Я, видишь ли, пришел той же дорогой, что и ты. Гляжу – на развилке столб. Вот этот самый. На столбе доска. Эй, больно.

      – У большинства ран такое странное свойство – болеть. – Висенна оторвала последний слой полотна, даже не стараясь делать это мягко.

      – Верно, забыл. О чем это я… Ах да. Подхожу, смотрю – на доске надпись. Каракули какие-то. Я когда-то знавал лучника, который ухитрялся, прости, написать на снегу буковки покрасивше. Читаю… А это что такое, мазель? Что за камушек? А, черт побери… Такого мне видеть не доводилось.

      Висенна медленно провела вдоль раны гематитом. Кровотечение тут же прекратилось. Прикрыв глаза, она схватила плечо мужчины обеими руками, крепко прижала края раны. Отняла руки – ткань срослась, осталось утолщение и пурпурная полоска.

      Мужчина молчал, внимательно глядя на нее. Потом осторожно помассировал плечо, потер шрам, покрутил головой. Натянул окровавленный кусок рубашки и куртку, встал, поднял с земли меч на поясе, скрепленном застежкой в виде драконьей головы, кошель и фляжку.

      – Да, повезло, что называется, – сказал он, не сводя с Висенны глаз. – Целительница в самой гуще леса, на слиянии Ины и Яруги, где скорее встретишь вурдалака или, что того хуже, пьяного в дымину лесоруба. Как насчет платы за лечение? У меня, понимаешь, временные трудности с наличными. Букета из люпинов хватит?

      Висенна пропустила замечание мимо ушей. Подошла ближе к столбу, подняла голову – доска была прибита на высоте глаз мужчины.

      – «Ты, который пришел с запада, – прочла она громко. – Налево пойдешь – вернешься. Направо пойдешь – вернешься. Прямо пойдешь – не вернешься». Глупости какие-то.

      – То же самое подумал и я, – согласился мужчина, отряхивая с колен хвою. – Я знаю эти места. Прямо, то есть на восток, – дорога к перевалу Кламат, на купеческий тракт. И почему бы оттуда нельзя вернуться? Такие, что ль, шикарные девочки, только и ждущие, чтобы мужа заарканить? Или самогон дешевый? А может, освободилось место ипата?

      – Отклоняешься от темы, Корин.

      Мужчина раскрыл рот:

      – Откуда ты знаешь, что меня зовут Корин?

      – Сам только что сказал. Продолжай.

      – Да? – Мужчина подозрительно глянул на нее. – Серьезно? Ну, возможно… Так на чем я остановился? Ага. Читаю, стало быть, и удивляюсь, какой баран придумал такую надпись. Вдруг слышу, кто-то бормочет и ворчит у меня за спиной. Оглядываюсь – бабулька, седенькая, горбатенькая. Ясное дело – с клюкой, а как же. Я ее этак вежливенько спрашиваю, что, мол, с ней? Она бормочет: «Отошшала я, лыцарь благородный, с зари росинки маковой на зубок не брала». Проверяю, и верно, у бабки только один зубок остался. Растрогался я жуть как, ну, вынимаю из кошеля хлеба краюшку, половинку вяленого леща, которого получил у рыбаков на Яруге, и даю, значит, старушенции. Она садится, мусолит рыбку, покряхтывает, косточки выплевывает. А я продолжаю рассматривать этот чудной дорожный указатель. Вдруг бабка и говорит: «Добрый ты, лыцареныш, пособил мне, награда тебя не минует». Хотел я ей сказать, куда она может засунуть свою награду, а бабка снова: «Подойди, сынок, я тебе кой-чего на ушко шепну, важную тайну открою, как многих добрых людей от несчастья упасти,