Тирамису. Анна Киселева

ывает, почему-то.

      От этого солнца проснулась девочка Саша. Раньше будильника на целых полчаса. А время было половина первого. У всех нормальных людей уже вовсю шла подготовка. С самого утра они неспешно просыпались с улыбкой на лице, протирали глаза, выходили из комнат… И начиналось… Магазины, елки, потом салатики эти ужасные. Оливьешки, селедки под шубами. Все есть нельзя. На Новый год же! Это был тот самый год, когда тридцать первое выпало на выходные. Так что, за исключением магазинов, никто толком не работал. Никто кроме Саши.

      Два месяца назад она устроилась официанткой в ресторан. Хороший, модный. Туда ее порекомендовал один знакомый. Лет ей было не много – восемнадцать всего. Так что среди сотрудников она считалась самой маленькой и от этого отношение к ней было как к стажеру, даже несмотря на то, что Саша довольно быстро выучила меню и в ресторане уже совсем освоилась. А история ее туда прихода была, мягко говоря, грустная. В октябре у нее умерла мама. Внезапно и быстро. Оторвался тромб. Кроме мамы у нее по большому счету никого и не было. Какие-то родственники нашлись, которые на похороны приехали и помогли там все организовать как надо. Но на этом все. Саша только закончила школу, поступила на заочное и сейчас очень радовалась, что именно на заочное. Потому что теперь зарабатывать на жизнь ей приходилось самой.

      Да, не все новогодние истории начинаются весело, но вы не печальтесь. Как не печалится Саша. Она от утраты уже оправилась. Даже завела новых друзей, сделала перестановку в квартире, чтоб не все так напоминало о маме. Она за короткие три месяца успела научиться жить одна и не чувствовать сильного одиночества. Но в праздники опустошение вернулось. Вообще, чувства сильно обостряются, когда видишь постоянно счастливые семьи, гуляющие во дворах и по улицам. Дети эти с ледянками на горке. Милые парочки, танцующие под Сию в соц. сетях. Все как-то привыкли радоваться и свое счастье не скрывать в преддверии праздника. Никто же не думает и не говорит о людях несчастных, у которых что-то случилось. Зачем портить себе настроение? И это несчастных людей раздражает.

      Примерно с таким раздражением Саша и проснулась после поздней смены в ресторане. А сегодня предстояла еще более длинная и мучительная ночь – новогодняя. Она открыла глаза и первым, что она увидела была гирлянда, висящая на стене не ровно. В месте, где одна из петелек крепилась к обоям отклеился скотч. Саша взяла телефон, посмотрела время, бросила его рядом с собой на кровать и укуталась обратно в одеяло в надежде доспать положенные полчаса. Укуталась с головой, чтоб солнце не мешало, поерзала еще несколько минут и поняла, что уснуть уже не сможет. Тогда она встала, щурясь еще немного от солнца, поставила возле стены стул, залезла на него и приделала гирлянду обратно к отклеившимуся скотчу. Затем воткнула вилку в розетку, огоньки замигали нежно-желтым. Саша посмотрела на них несколько секунд, вздохнула и пошла в ванную.

      Когда она вышла из дома, было уже около трех. Саша поздоровалась с соседями, что-то выгружающими из машины возле подъезда. Они крикнули вслед: “С наступающим”, но Саша их уже не слышала. Она надела наушники, включила самый повседневный, не праздничный плейлист и отправилась к магазину, который располагался на полпути между ее домом и автобусной остановкой. В магазине толпились люди. Все с большими тележками, заполненными алкоголем и какими-то продуктами. Саша прошла к отделу напитков, левую руку прижала к груди, а правой начала доставать банки с энергетиком и укладывать их на руку одну за другой. Получилась такая пирамидка из пяти банок, лежавших на боку, шестую она взяла в свободную руку. И, отклонившись назад, балансируя как жонглер, Саша направилась к кассе. Корзину не взяла, потому что их свободных и не было. Очередь тянулась, люди в дутых пуховиках и старых шубах толкались и уже не имели на лице радостного выражения. Скорее, это были слегка красные щеки, капельки пота на лбу под шапкой и уставшие глаза, в которых читалось: “Хочудомой, хочудомой, хочудомой”. Дети маленькие эти, толкающиеся, путающиеся под ногами… Когда очередь подошла так близко, что можно было выложить банки на ленту, Саша начала выгружать их из своей руки с совершенно бетонным выражением лица. Она ловила на себе недоумевающие взгляды людей в очереди и продолжала выгружать, мол: “Что уставились? Взрослая девочка. Хочу и покупаю. Что хочу, то покупаю. Подумаешь… Шесть банок энергетика перед Новым годом… Ваши покупки что-ли лучше? Алкоголь, продукты, сладости. Это вы будете с близкими и друзьями за столом сидеть скоро, есть и пить все это. А мне вот ночь таких как вы обслуживать. Не спать, не отдыхать. Да что вы знаете обо мне… Что вы можете знать? Идите вы со своим счастьем…” Она скривила лицо в еще большем недовольстве, как бы намекая, что хватит уже пялиться.

      Надо сказать, выглядела Саша именно так, как человек, которому еще нельзя продавать энергетики. Да еще и в таком количестве. То есть, как ребенок выглядела. Она была маленького роста, с милым личиком и минимумом косметики на нем, в шапке с пампушкой, которую ей купила прошлой зимой мама, потому что боялась, что ее дочурка замерзнет, простудится и потом придется ее лечить. Короче, обоснованно на нее пялились. Кассирша тоже не стала исключением, спросила паспорт. Саша недовольно пошарила в кармане куртки, куда предусмотрительно перед выходом этот паспорт сложила, показала,