Метод подчинения. Полина Ветер

без каких-либо опознавательных знаков. Это длится бесконечно долго, и я просто повинуюсь какой-то отлаженной системе, которая не позволяет делать передышки. Просто ставлю коробки. Одну на другу. В длинные вереницы из высоких башен одинаковых обезличенных картонных ящиков. Очень продуктивное занятие. Всем рекомендую.

      Первое, что пытаюсь сделать, придя в себя, – поднять руку и потрогать стену в тридцати сантиметрах от моего лица.

      Это причиняет мне адскую боль. Но я все равно дотрагиваюсь. Провожу онемевшими пальцами по шершавой поверхности, словно в доказательство, что это наяву.

      – Милая?

      Я слышу этот голос и не понимаю, почему его звучание отдается глухой болью в области сердца. Казалось, мое тело не способно вместить больше боли. Но так там же еще душа… Черт бы её побрал…

      – Лёлик, котёнок мой, я рядом. Ты слышишь?

      Не поворачиваю головы. Не потому, что не могу шевелиться. А потому, что абсурдность слов вводит меня в ступор.

      Он нарочно называет меня «Лёлик». Это запрещённый прием.

      Только мама и брат зовут меня так. И я прекрасно знаю, как бесит мужа такое производное моего имени.

      Чувствую, как теплая ладонь накрывает мою руку.

      – Прости, Оль… – В его голосе новые незнакомые мне нотки. – Я – дурак. Конченый. Прости…

      Он сожалеет. Да. Точно.

      Чувствует свою вину.

      А я не чувствую.

      Ничего.

      Кроме боли.

      – Уйди. – Слова даются мне с трудом.

      – Оля, я…

      – Пожалуйста… Уйди.

      Его рука легонько сжимает мою.

      – Я понимаю, тебе сейчас тяжело… – Тихий вздох. – Отдыхай, я приду вечером. Каждый день буду приходить. – Слышу шорох. Он поднимается, освобождая мою ладонь.

      Скрип двери.

      Эхо больничного коридора.

      Голос, забивающий гвоздь мне в сердце:

      – Я люблю тебя, Оля.

      Он любит меня.

      Мне не хочется ни плакать. Ни смеяться. Ни дышать. Ни жить.

      Как такое могло произойти?

      Раньше он держал себя в руках.

      Насколько это возможно.

      Мог швырнуть меня. Толкнуть, так, чтобы упала или больно ударилась.

      Мог ударить по лицу.

      Даже изнасиловать. Как бы нелепо это не звучало.

      Как такое могло произойти?

      Почему именно в этот раз?

      Почему сегодня?

      Кстати…

      Какой сейчас день?

      Сколько времени я тут нахожусь?

      Память вдруг возвращает мои мысли к Сашке и причине моего здесь пребывания.

      Только решаю, во что б это ни стало, подняться и узнать ответы на элементарные вопросы, как в палату заходит врач в сопровождении молоденькой медсестры.

      – Доброе утро, милочка! – Его насыщенный баритон заполняет всю палату, которую я даже не успела рассмотреть. – Давайте посмотрим, что у нас тут имеется.

      Он открывает папку, видимо с моей историей болезни, и внимательно вчитывается в записи, сдвинув брови.

      На вид мужчине лет шестьдесят, но в целом он очень даже симпатичен. Темные волосы,