Дело двух Феликсов. АНОНИМУС

отмахнулся: неважно, кто. Он и сам не в восторге от этой идеи. Но что же делать, если даже нарком просвещения Луначарский за Эрмитаж не вступился? Впрочем, удалось добиться некоторого смягчения: шедевры мастеров первой величины вроде Рембрандта, Рубенса или ван Дейка продавать не станут, в ход пойдут более скромные экспонаты.

      Загорский на это только головой покачал. Опыт подсказывает ему, что аппетит приходит во время еды. Начнут с какого-нибудь Хогстратена и Джордана и закончат как раз-таки Рубенсом и Рафаэлем. Кстати сказать, а что случилось с Гохраном? Если ему память не изменяет, множество драгоценностей было продано оттуда на Запад в начале двадцатых. Может, оставить музеи в покое и снова заглянуть в Гохран?

      – Во-первых, Гохран не бездонная бочка, чтобы в него все время заглядывать, – отвечал Дзержинский. – Во-вторых, учет там был слабый, и часть запаса просто разворовали. И, наконец, в начале двадцатых мы вбросили на рынок столько золота и драгоценностей, что цена на них существенно понизилась. А вот спрос на картины до сих пор велик.

      Загорский хмуро кивнул. И когда же начнут продавать эти самые картины? Оказалось, что уже начали. Пока, разумеется, эта секрет, в него посвящены лишь несколько человек из высшего руководства.

      – Кстати, прошу вас сохранять абсолютную тайну относительно того, что вы здесь услышите, – перебил сам себя Дзержинский.

      Нестор Васильевич ничего на это не сказал, но спросил, так ли уж много денег получит государство за проданные шедевры? Несколько десятков, в крайнем случае – сотен миллионов. А нужны миллиарды. Так, может, и не трогать то, что потом ни за какие деньги не восстановишь?

      Дзержинский усмехнулся: не все так просто, дорогой Нестор Васильевич. Дело тут не только в деньгах. Сначала экспонаты музеев предложат не просто миллионерам, но полезным людям. Например, нефтепромышленникам, через которых Советский Союз может выставить на рынок свою нефть, или политикам, которые помогут преодолеть торговое эмбарго.

      – Иными словами, это просто взятка? – уточнил Нестор Васильевич.

      Дзержинский поморщился: называйте это взяткой, если вам так больше нравится. Хотя, разумеется, и деньги за картины страна тоже получит. Но дело в том, что у многих шедевров есть бывшие собственники…

      – То есть законные владельцы? – уточнил Загорский.

      – Бывшие, – со значением повторил Феликс Эдмундович. – Их собственность национализирована и по закону принадлежит государству.

      Тут уже поморщился Загорский. Насколько он помнит, национализация подразумевает выплату компенсаций. Когда и кому советское правительство выплачивало компенсации за отнятое имущество? Никогда и никому. Следственно, с точки зрения международного права все эти шедевры принадлежат бывшим собственникам, и никто не захочет их покупать, чтобы не нарваться на иск.

      Дзержинский, не моргнув глазом, выслушал эту тираду и неожиданно согласился.

      – Да, – сказал он, – есть такая опасность, и юристы