Взрыв. Сергей Леонтьев

тридцать девять минут. Почему Турок не звонит? Не может найти будку с работающим аппаратом? Вряд ли, он предусмотрительный, наверняка заранее проверил пару кабин. Часы отстают? Тоже не в характере помощника.

      Семь сорок пять. Ферзь поднял трубку, проверил сигнал. Непрерывный гудок, линия свободна. Положил трубку на место, задумался. Что-то пошло не так?

      Звонок раздался в семь пятьдесят три.

      – Ферзь, это Турок.

      Голос спокойный – впрочем, Турок даже в самых напряженных ситуациях умудрялся сохранять спокойствие. На смуглом восточном лице не проявлялись эмоции. Узкие темные глаза оставались бесстрастными. Эта способность не раз выручала Турка на ринге и ставила в тупик партнеров по картам.

      – Слышу, говори.

      Турок, в миру Туранов Демир, бывший боксер в первом тяжелом весе, был ближайшим помощником Ферзя. Псевдоним получил не от фамилии или национальности, как думали непосвященные. Псевдоним помощнику дал Ферзь. О своем происхождении Туранов ничего не знал. Воспитывался в детском доме, куда попал года в три. Где родители и почему оказался на улице, он не знал. Но имя и фамилию в приемнике-распределителе назвал уверенно. Возможно, и были у Демира турецкие корни, Ферзя это не особенно интересовало. А Турком помощник стал от туры, шахматной фигуры. Тура, она же ладья, – вторая по силе фигура. После ферзя, конечно.

      – У нас проблема.

      – Серьезная?

      – Пока нет. Но надо принять меры.

      – Жду через сорок минут.

      Ферзь, он же Шандалов Алексей Васильевич, доцент кафедры математики, положил трубку. Телефон был зарегистрирован на соседку-пенсионерку, проживающую этажом ниже. Но как говорится, береженого Бог бережет. В Бога Ферзь не верил, однако не предназначенные чужим ушам разговоры предпочитал вести с глазу на глаз, на конспиративной квартире, приобретенной через жилищно-строительный кооператив на подставное лицо.

      До квартиры десять минут неспешным шагом. Есть полчаса на чашку кофе и сигару. Ферзь подошел к буфету, отодвинул банку днепропетровского растворимого, что держал для нечастых гостей, достал натуральный бразильский в зернах. Второй профессор кафедры Свиридов, плебей и абсолютная бездарность, за такой кофе отдал бы половину месячной зарплаты. Да вот беда, купить бразильский можно только в московских валютных магазинах. Или, если очень повезет, в гастрономе на Чистых прудах. Так что пить Свиридову советский растворимый. Этот кретин зарубил докторскую диссертацию Ферзя на совете. Ферзь хотел поручить Турку переговорить с профессором где-нибудь в тихом месте. Но передумал: не стоит дразнить милицию по пустякам. В конце концов, это для Свиридова и ему подобных докторская степень – предел мечтаний.

      Ферзь насыпал матовые коричневые зерна в турецкую кофемолку, проверил расстояние между жерновами: он любил тонкий помол, что называется, в пыль, покрутил ручку. Комната наполнилась бодрящим ароматом свежемолотого кофе. Джезва уже стояла на плите, вода достигла нужной температуры. Ферзь аккуратно пересыпал кофе в медный раструб и сосредоточился на самом ответственном моменте: