Роковые годы. Борис Никитин

революции и внесший впоследствии так много трагичности в деятельность не одной только контрразведки.

      В Германии после ноябрьской революции 1918 года вся полиция осталась на своих местах. Новая власть проявила к ней чуткую заботу: обращалась к населению с особыми воззваниями, приглашала служащих не покидать своих постов. Сохранив таким путем органы, поддерживающие общественный порядок, немецкие правительства имели в дни испытаний и аппарат противодействия.

      Совсем иначе было в России. Уже в ночь с 1-го на 2 марта несколько делегатов от Совета солдатских и рабочих депутатов, возглавляемых Нахамкесом, предъявили членам Временного правительства ряд условий, на которых они согласны мириться с его существованием. Одним из первых пунктов было требование о замене полиции милицией с выборным началом. Временное правительство, которое еще было в периоде своего формирования, пыталось, в лице своих отдельных членов, смягчить ультиматум в отношении других вопросов, но молча согласилось на учреждение милиции. Тотчас же в провинцию полетели телеграммы о свержении полиции, телеграммы, содержание которых всем нам было хорошо известно из повседневной печати. Это тоже «стихийное» явление, налаженное не без Нахамкеса и его единомышленников, резко ударило по контрразведке, так как лишало ее не только налаженной годами секретной агентуры, но и поддержки административных органов всей страны.

      С наружным личным составом было не лучше: мне предстояло освободить его из-под ареста, пересмотреть и часть уволить, так как оставлять на службе лиц, в какой-либо мере причастных к политической полиции, я официально уже не мог.

      Приходилось еще посмотреть, что можно еще извлечь из более уцелевшего Военного ведомства.

      В Петрограде в ведении Военного министерства было два органа, имевших касательство к контрразведке: центральный, на всю Россию, и мое отделение. Первый состоял в Главном управлении Генерального штаба и не занимался разработкой дел, а только регистрировал подозреваемых лиц по донесениям из всех округов. Он же ведал заграничными агентами, посольствами, и через него же округа получали кредиты. Мое же отделение – активный орган для Петроградского округа.

      Я отправляюсь к генерал-квартирмейстеру Главного управления Генерального штаба – генералу Потапову. Тот вызывает полковника Генерального штаба Раевского, и вот с этого памятного для меня часа начинается серия наших собеседований и бесконечных сюрпризов. Эти удивительные люди продолжали жить в прошлом столетии. Они смотрели только на свой письменный стол, на котором лежала старая инструкция.

      На вопрос мой, на какой кредит может рассчитывать мое отделение, они ответили буквально: «Пока ничего… но вы будете участвовать в междуведомственной комиссии по составлению новой инструкции. Применительно к этой, то есть будущей инструкции, вы составите план работы и смету. Представите в Главное управление Генерального штаба, которое их предварительно рассмотрит».

      – А потом? – поинтересовался я.

      – Потом, если Главное управление