Поющая в репейнике. Анастасия Машкова

начинает рвать из рук ветер. Голубцова пытается идти бочком, чтобы зонт не выворачивало и им можно было прикрываться от колкого снега с дождем.

      Нет, так ползти до метро не представляется никакой возможности! Маня с трудом складывает коварный, будто нарочно ее допекающий зонт и, подтянув воротник повыше, а голову втянув в плечи, шагает, стараясь обходить лужи, кое-где затягивающиеся льдом.

      Она минует унылую промзону: бетонные корпуса-коробки тонут в ледяных сумерках. Дорога круто забирает вправо. Из-за поворота выныривает фургончик: Маня отскакивает от веера брызг, поднятых его колесами.

      – Пардом, мадам! – кричит ей вслед галантный мальчишка-водила, притормозив и опустив стекло. Кабину фургончика сотрясает бешеный роковый ритм, несущийся из динамиков.

      – Мадемуазель, между прочим, – себе под нос бурчит Голубцова и спотыкается, угодив каблуком в колдобину. Ни зги в этом пропащем углу не видно!

      Наконец Маня выходит на оживленную и яркую улицу, будто прощенный грешник выбирается из тьмы преисподней на свет Божий. Проспект, окаймленный желтоглазыми фонарями, вокруг которых вьется снежная мошкара, мерно и деловито гудит роем машин, слепит огнями магазинов. Маня отвлекается от тяжелых мыслей.

      «Куплю у метро пирожных. Будем с Алей пировать назло всем врагам! Может, и бутылочку взять?.. Нет, Але поблажек давать нельзя. Только сунь палец – откусит руку. Значит, пирожные и телячья колбаска вместо горячительного. И будет нам праздник».

      Маня копается в сумке, отыскивая кошелек, который по непреложному закону перемещается сверху в недра «вещмешка». Именно так называет Ритуся Манину необъятную суму.

      К пирожным и колбасе добавляется свежайший батон и йогурты для завтрака. Из магазинчика Голубцова идет уже в более приподнятом настроении, предвкушая скорый уютный ужин с Алей и потом очередную серию детектива, который знает, кажется, наизусть, но каждый раз смотрит с превеликим удовольствием, ожидая крылатых фраз главного героя, на которые можно щелкнуть пальцами и удовлетворенно выдохнуть: «Гениально…»

      – Голубцова! И все-таки я вас встретил!

      Маня оторопело смотрит на Полкана, который стоит перед ней, поправляет смущенно очки и… улыбается. Первый раз в жизни улыбается, насколько помнит Маня.

      – Ой, а что это вы тут… без пледа?

      Полкан смеется. Если можно, конечно, конвульсивное подергивание лица назвать этим милым словом.

      – Мария, меня вытурили самым беспардонным образом. Следователи дали жесткие инструкции на вахте не пускать подследственного Супина в контору. А я коварно прошмыгнул мимо новичка-охранника, который отпустил старого цепного пса по нужде. Чуть, понимаешь ли, не проворонил он в конторе поджог или теракт по моей милости!

      – Ага. Или кражу вещдоков.

      – Ну да. Например, пальмы, – очень серьезно уточняет Супин.

      Маня смотрит внимательно в глаза «мошенника и рыбы арктической» и вдруг начинает хохотать как умалишенная.