Корабль-призрак. Фредерик Марриет

Конрад и особенно Эрнест Хемингуэй, который в романе «По ком звонит колокол» (1940), где подрывник, как будто списанный с Кокрейна или Марриета времен операции на Баскском рейде, изображает нравственное преимущество республиканцев, далеко не безгрешных и иногда непростительно жестоких, над франкистами так же, как Марриет – преимущество англичан над колонизаторами континента.

      Роман иллюстрирует одно из популярных положений в современной экономической теории, теорему Коуза и Стиглера, согласно которой уменьшение транзакционных издержек делает экономическую систему более устойчивой: например, безупречная работа транспорта способствует развитию всей экономики. На этой теореме построена, в частности, современная урбанистика, создание комфортной деловой среды. Но Марриет смотрит глубже, чем институциональные экономисты ХХ века: он показывает, что снижать издержки на суше и на море нужно по-разному. На суше надо справляться с суевериями, такими как любовь к роскоши, которые и ведут к воровству, пожарам и убийствам, тогда как на море надо прежде всего уметь спасать корабли, а для этого вести морскую хронику, помнить историю каждого корабля, в том числе имена тех убитых, призраки которых и делают корабль проклятым. Иначе говоря, безупречная работа системы должна быть дополнена вниманием к жертвам прежней системы, своего рода «новой этикой», которая и позволяет капитану примириться с зачинщиком бунта, хотя вроде бы «исправить» ничего уже нельзя.

      Вообще, связь маринистики с развитием религиозного осознания милости восходит еще к Античности. Так, поэт Диагор Родосский, когда ему говорили, что множество посвятительных картин в храмах о спасении на водах (это были вотивные картины, что-то среднее между мексиканскими ретаблос и живописью Айвазовского, наглядно доказывавшие могущество Посейдона как спасителя) свидетельствуют о реальности богов, отвечал, что мы просто не имеем ни картин, ни каких-либо еще свидетельств от тех, кто молились богам не менее истово, но утонули, а значит, богов нет. Хотя Диагор был атеистом в свое время, христиане признали в нем «своего», ведь он действительно оспорил суеверие, в котором спасение на море отождествляется с материальной роскошью.

      Настоящее спасение на море – это совсем другое, это умение в последний момент простить обидчика. Доказательство бытия Божия не в том, что кому-то помогла молитва у святыни, а в том, что сама святыня появилась, была доставлена вопреки всем обстоятельствам – как клятва, как залог готовности и к гибели, и к спасению. Где появляется готовность простить при свидетелях, где сын жертвует всем ради спасения отца, там только Бог принимает жертву и спасает человека от него самого, от бесовских призраков и самообмана. Будем думать именно об этом при чтении романа, который хотя и не принято относить к «вечным» произведениям литературы, прошел с этой милостивой вечностью совсем рядом.

      Александр Марков,

      профессор РГГУ

      Глава I

      В