Перо бумажной птицы. Елена Михалкова

побег.

      – Как вариант, прибрал к рукам младший брат. Родители за много лет не заменили разодранное кресло – вряд ли у них есть лишние деньги.

      Бабкин махнул рукой:

      – Не заменили, потому что привыкли, глаз замылился. Или девчонка не разрешила.

      – Ладно. Что еще?

      – Ничего похожего на дневник. Два десятка тетрадей, все чистые. Ручки, карандаши. Ни записной книжки, ни блокнотов.

      – Все контакты могут храниться в телефоне. Блокнот ей ни к чему.

      – Из одежды – две пары джинсов, три свитера, четыре футболки. В ящиках нет ни наушников, ни телефонных зарядок.

      Сергей оглядел дюжину мягких игрушек, отчего-то выглядевших в этой пустой пыльной комнате жутковато. Грязно-белые зайцы. Медведи со слабоумными улыбками. Два почти одинаковых единорога. Ядовито-розовое существо с неопознаваемой видовой принадлежностью.

      – Здесь как будто двенадцатилетняя школьница живет, а не взрослая девица, – заметил Сергей.

      – У девушки депрессия. Ни с кем не дружит, никуда не поступила, из комнаты не выходит. Может, подсознательно пыталась вернуться в собственное детство?

      – Предлагаешь искать ее в железной ракете на детской площадке?

      Илюшин сочувственно похлопал его по спине:

      – Ракет на детских площадках не ставят уже лет двадцать.

      Он перебрал игрушки, тщательно ощупывая их. Выдвинул ящики из-под кровати: в них выглаженными стопками лежало постельное белье. Судя по сдвинутым пододеяльникам, до него здесь кто-то рылся.

      – Похоже, родители провели небольшой обыск.

      – Я бы тоже провел, если бы у меня исчезла восемнадцатилетняя дочь, – отозвался Сергей. – Даже до ее исчезновения проводил бы. Превентивно. Каждый месяц.

      На единственной книжной полке стояли «Пятьдесят оттенков серого», «Мастер и Маргарита» и серия женских романов в истрепанных мягких обложках. Они пролистали книги, затем Бабкин простучал шкафы, кровать и подоконник, ища тайник. Его не оставляло чувство, будто обитательница комнаты что-то хорошо спрятала.

      – Поговорю с родителями насчет девайсов.

      Бабкин вышел, а Макар сел на кровать и огляделся.

      Игрушечные единороги не вязались у него с идолами кей-попа, а розовые шторы – с картиной на стене. Обстановка была какой-то выхолощенной, словно номер в гостинице, которому наспех, неумело пытались добавить уюта.

      Вернулся Сергей. Ни планшета, ни компьютера у Даши не было – только телефон, который она взяла с собой.

      Макар покивал и вышел на кухню. Родители и младший брат девушки стояли очень близко друг к другу, будто о чем-то совещались. Сын обнимал мать за плечи.

      – Можно посмотреть детские фотографии Даши? – спросил Макар.

      Все трое переглянулись.

      – Зачем? – Егор недоуменно пожал плечами. – Мы дали вам нынешние фото. Даша очень сильно изменилась…

      – И все-таки. Прошу вас. – Илюшин улыбнулся, ничего больше не говоря. Он, собственно, и сам не смог бы объяснить своего интереса к детским снимкам.

      Вера посмотрела на растерянного мужа и решилась:

      – Даша