Игра без козырей. Дик Фрэнсис

неподходящий выбор. Он маленького роста, и у него изуродована рука. Рабочий класс у нас низкорослый… Но дочь была непреклонна. Вы же знаете, как упрямы девушки в таких случаях. – Он вздохнул.

      – Вероятно, она пожалела его, – высказала предположение миссис ван Дизарт.

      – Вероятно, – согласился Чарлз. Но он еще не кончил свой рассказ и не собирался отклоняться от намеченного курса. – Если бы она встретила пусть столь же неподходящего, но хотя бы студента, тогда еще можно было бы понять… Но он даже необразован. Он оставил школу в пятнадцать лет, и его отдали учиться ремеслу. Сейчас некоторое время он безработный. Могу сказать, что дочь уже рассталась с ним.

      Я сидел, окаменев и уставившись в застывшую гущу на дне тарелки. Теперь главное – расслабить мышцы, стянувшие челюсти, и немножко подумать. Всего четыре часа назад он проявлял заботу обо мне и пил мясной сок из моей чашки. И если можно быть в чем-то уверенным, то я был уверен в его привязанности ко мне, в искренности и постоянстве. Определенно, у него есть какие-то веские причины так вести себя со мной. По крайней мере, я надеялся, что такие причины есть.

      Я взглянул на Виолу. С несчастным видом она ерзала на стуле. Я вспомнил ее смущение, когда она проходила по холлу, и догадался, что Чарлз предупредил ее, чего надо ожидать. Он мог бы предупредить и меня, мелькнула сердитая мысль.

      Разумеется, все они уставились на меня. Темноволосая красивая Дория Крей вскинула прекрасные брови и высокомерно произнесла бесцветным голосом:

      – А вы не обижайтесь… – Слова прозвучали почти как насмешка. Ясно, она считала, что, если во мне есть хоть капля самолюбия, я должен обидеться.

      – Он не обижается! – беззлобно воскликнул Чарлз. – Разве правда может быть оскорбительна?

      – Это правда, что вы незаконнорожденный и все прочее? – спросила Дория по-прежнему высокомерно.

      Я набрал побольше воздуха:

      – Да.

      Наступило неловкое молчание.

      – О, – выдохнула Дория и начала крошить хлеб.

      Как в театре, но, несомненно, по сигналу Чарлза, который ногой нажал звонок, появился лакей и начал собирать тарелки. Разговор снова возобновился, словно сигаретный дымок после жутких рассказов о раке.

      Я сидел и вспоминал детали, которые Чарлз вынес за скобки. На самом деле мой двадцатилетний отец, работая сверхурочно, чтобы собрать побольше денег, упал с лесов и умер за три дня до свадьбы, а я родился восемь месяцев спустя. На самом деле моя молодая мать, узнав, что умирает от какой-то неизвестной болезни почек, забрала меня из школы в пятнадцать лет. Для своего возраста я был маловат, поэтому она отдала меня в ученики к тренеру скаковых лошадей в Ньюмаркете, чтобы, когда она уйдет, у меня был дом и кто-то заботился обо мне. На самом деле они оба, мои родители, были хорошими людьми, и Чарлз знал, что я так думаю.

      Лакей принес следующее блюдо, какую-то рыбу, утопавшую в белом грибном соусе. Одновременно подали и мои космические деликатесы. Чтобы они не бросались в глаза, их принесли не в обычных тюбиках, а просто на тарелке.