Московская сага. Василий Аксёнов

главным хирургом РККА! Ну, не гигант ли?

      Градов слегка поморщился, однако принял предложенный гимназический тон.

      – Да-с, милостисдарь, мы теперь в генеральских чинах, не вам чета. Мое превосходительство! Ты, жалкий физик, не можешь велосипеда себе купить, а у меня «персоналка» с шофером-красноармейцем! Слопал? На здоровье!

      Пулково залебезил вокруг с услужливой шляпой подхалима:

      – Мы, ваше превосходительство, это дело даже очень понимаем и уважаем, с нашим полным уважением…

      Градов вдруг остановился и сердито ткнул тростью в ствол ближайшей сосны:

      – Я знаю, что ты имеешь в виду, Лё! Эти мои внезапные выдвижения последнего года! Вчера еще без всяких чинов, а нынче уже и завкафедрой, и главный консультант наркомздрава, вот теперь и РККА… – Он все больше волновался и обращался уже вроде бы не к своему закадычному Лё, а как бы бросал вызов некоей большой аудитории. – Ты, надеюсь, понимаешь, что мне плевать на все эти чины?! Я всего лишь врач, только лишь русский врач, как мой отец, и дед, и прадед! Ничего дурного я не сделал, решительно ничего героического, но я всего лишь врач, а не… не…

      Пулково ухватил друга под руку, повлек дальше по пустынной аллее. Слева уже кружил, подпрыгивая и заглядывая в лицо, Пифагор.

      – Ну что ты так разволновался, Бо? От тебя не геройства ждут, а добра, помощи…

      Градов с благодарностью посмотрел на Пулково: этот всегда найдет нужное слово.

      – Вот именно, – сказал он уже мягче. – Вот только оттого я и принимаю эти посты, ради больных. Ради медицины, Лё, ты понимаешь, и, в частности, ради продвижения моей системы местной анестезии при полостных операциях. Ты понимаешь, как это важно?

      – Объясни, пожалуйста, – серьезно, как ученый ученому, сказал Пулково.

      Градов мгновенно увлекся, в лучших традициях ухватил друга за пуговицу, потащил.

      – Понимаешь, общий наркоз, во всяком случае, в том виде, как он сейчас у нас применяется, весьма опасная штука. Малейшая передозировка, и последствия могут быть… – Он вдруг осекся, будто пораженный догадкой… – малейшая передозировка, и… – Он оперся плечом о ствол сосны и тяжело задышал.

      «Как это я раньше не догадался, – думал он. – Эфир в смеси с хлороформом. Вогнали в своего командарма лишнюю бутыль проклятущей смеси, и дело было сделано. Да-да, припоминаю, тогда еще мелькнуло, что пахнет эфиром сильнее, чем обычно, но…»

      Теперь уже опять Пулково тянул его:

      – Ну, пойдем, пойдем, Бо! Давай-ка просто подышим, помаршируем, разомнем старые кости!

      Не менее четверти часа они быстро шли по просеке и не разговаривали. Потом свернули в редкий березняк и разошлись среди высоких белых стволов. Пифагор сновал между ними, как бы поддерживая коммуникацию. Вскоре, впрочем, и другая коммуникация возникла, звуковая. Ее завел Леонид Валентинович, явно напоминая Борису Никитичу те времена, когда они, гимназисты, вот так же бродили по лесу, время от времени затевая оперные дуэты.

      – Дай