Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Чарльз Диккенс

застенчивость, что она пленила меня еще сильней, чем прежде.

      И у нее было доброе сердце. Когда мы уселись после чая у камелька и мистер Пегготи, попыхивая трубкой, намекнул на понесенную мной утрату, слезы показались на глазах малютки Эмли и она бросила на меня через стол такой сочувственный взгляд, что я был бесконечно ей признателен.

      – Но здесь, сэр, есть еще сирота, – сказал мистер Пегготи, забирая в ладонь кудри малютки Эмли и пропуская их между пальцев, словно это была вода. – А вот и еще один, – тут он ткнул рукой в грудь Хэма, – хотя уж он-то мало похож на сироту.

      – Если бы вы были моим опекуном, мистер Пегготи, я не чувствовал бы себя сиротою, – сказал я, тряхнув головой.

      – Здорово сказано, мистер Дэви, ох как здорово! – восторженно воскликнул Хэм. – Ура! Здорово сказано! Лучше и сказать нельзя. Ура!

      И он, в свою очередь, ткнул мистера Пегготи рукой в грудь, а малютка Эмли встала и поцеловала мистера Пегготи.

      – А как поживает ваш друг, сэр? – обратился ко мне мистер Пегготи.

      – Стирфорт? – осведомился я.

      – Так вот как его зовут! – воскликнул мистер Пегготи, поворачиваясь к Хэму. – Я знал, что это как-нибудь в этом роде.

      – Вы говорили – «Раддерфорд», – смеясь, возразил Хэм.

      – Ну, если не «раддер», так «стир». А это все равно, – отпарировал мистер Пегготи. – Как он поживает, сэр?

      – Когда я уезжал, мистер Пегготи, он был здоров.

      – Вот это друг! – сказал мистер Пегготи, помахивая трубкой. – Если уж говорить о друзьях, так это друг! Клянусь Богом, на него приятно смотреть.

      – Он красивый, не правда ли? – спросил я, радуясь этой похвале.

      – Красивый! – вскричал мистер Пегготи. – Да, он умеет покрасоваться, как… как… прямо слова не подберешь… Он такой смелый!

      – Да, да! Вы совершенно правы, – подтвердил я. – Он храбр как лев, а если бы вы знали, какой он искренний и прямой, мистер Пегготи!

      – И мне кажется, – продолжал мистер Пегготи, глядя на меня сквозь дым трубки, – что коли говорить об ученье, так он все превзошел.

      – О, он знает решительно все! – подтвердил я, приходя в восхищенье. – Он ужасно умный.

      – Вот это друг! – пробормотал мистер Пегготи, важно покачивая головой.

      – Ему все дается легко! – сказал я. – Стоит ему только заглянуть в книгу, и он уже знает урок. А такого игрока в крикет вы никогда и не видывали! И он даст вам вперед столько шашек, сколько вы захотите, и все-таки вас обыграет.

      Мистер Пегготи снова покачал головой, будто хотел сказать: «Разумеется, обыграет».

      – А как он говорит! – продолжал я. – Каждого он может убедить в чем угодно. И я уж и не знаю, мистер Пегготи, что бы вы сказали, если бы услышали, как он поет.

      Снова мистер Пегготи качнул головой, будто хотел сказать: «Я в этом не сомневаюсь».

      – И он такой великодушный, такой благородный, что, как бы его ни хвалить, все будет мало! – говорил я, увлекаясь моей любимой темой. – Я никогда не смогу его отблагодарить за