Белые одежды. Не хлебом единым. Владимир Дудинцев

стала тяжело смотреть сквозь очки, как будто прощаясь. Вздохнула. – Сейчас поймешь. Ты слышал, что сказал Натан Михайлович? Увеличилась основа для опасений. Пока ты не появился у нас, ты был вне подозрений. У нас же все что-то предчувствуют. И каждый смотрит на соседа с опаской. А настоящий опасный действительно осетрину, может, ест где-нибудь. А Хейфец наш каждого подозревает. Тебя, конечно, в первую очередь.

      – Теперь и тебя будут…

      – Естественно. – Она улыбнулась. – Скажи, ты ради своей тайны заявил, что твердо стоишь на позициях?

      – Только ради нее.

      – Получилось натурально. Ты умеешь. Так натурально, с силой, что я даже испугалась.

      – Леночка! Там же торчал этот… Соглядатай академика Рядно!

      – Ты о ком?

      – Да о Краснове же! С Тумановой ты дружишь? Это же тот, о ком она говорит «мой подлец». Или «сволочь порядочная». Он же все время в ректорате около Варичева да около Касьяна отирается!

      – Ты вроде наших, заразился. Краснова я не идеализирую. Но ничего такого за ним мы пока не замечали. Он уже полгода у нас… Мы его проверяли, проверяли…

      – Полгода! Да вы у Касьяна в кармане все! Я правильно заявил о своей твердости. Еще слабовато, надо было четче. Он уже наверняка доложил Касьяну о моем появлении у вас.

      – Ты не прав. Что он, как ты говоришь, отирается, так это, знаешь, был такой святой Себастьян. Он тоже отирался. В стане язычников.

      – Это он тебе рассказал?

      – Ну да, он. Ну и что?

      – Это же он у Тумановой этот исторический пример… Бросил инвалидом и ходит к ней. Деньги клянчит. Ты спроси, где у него стан язычников – у вас или там.

      – Спросили уже. Он отвечает: конечно там. Оснований не верить пока не было.

      – Не было? Ничего, появятся еще! Увидите тогда, что такое слепая вера. Вспомните меня.

      – Без риска ничего бы не сделалось. – Она легко засмеялась и положила руку на его костистое запястье.

      Поздно вечером он сказал ей:

      – Теперь я побегу. По своей тайне.

      – Возвращайся поскорей. – Она обняла его. – А то я побегу по твоему следу.

      Он гибким и очень быстрым – новым для себя – шагом с легкой хромотой проскользнул по улице к мосту, перебежал его, свернул на тропку, что вела к трубам, и еще через три минуты позвонил у темной калитки Стригалева. Хозяин сразу вышел. Приветливо что-то промычал, потащил пить чай.

      – Нет, нет, – уперся Федор Иванович. – Вот сюда пойдемте, где чисто, где нет ни стен, ни кустов. Вот сюда.

      Они вышли в поле.

      – Иван Ильич! Я вас со всей решительностью… предупреждаю, – быстро заговорил Федор Иванович. – Я даже бежал. Я видел у вас Краснова. Он у вас уже полгода! Когда Рядно посылал меня к вам, он говорил, что в институте есть подпольное кубло. Откуда мог узнать? Он хвалил мне Краснова!

      – Если бы Краснов нас продал, нас давно бы… – перебил Стригалев. – Рядно не имеет в руках фактов.

      – Он говорил, что Краснов у него свой!

      – Мы все у него были свои. Кроме двух-трех… Открытых не своих он давно…

      – Он же страшная личность! Весь