Любовные чары. Гай Юлий Орловский

королевских гвардейцев в красных мундирах поверх кирас, при моем приближении подтянулись, крепче стиснули украшенные золотом древки копий.

      – Спокойно, ребята, – сказал я, – свои.

      Один ответил почтительно:

      – Глерд Улучшатель, вам все открыто. Нам сообщили.

      – И не только сюда открыто, – сообщил я скромно. – Но обойдемся без подробностей. Остальное додумывайте…

      Один распахнул передо мной дверь, но второй зыркнул поверх моей головы и вскрикнул испуганно:

      – Дракон!

      Я развернулся, высоко в оранжевом небе парит зеленый, как лягушка-квакша, дракон с широко распахнутыми крыльями. Я бы, увидев без подсказки, решил бы, что ястреб или коршун с такой странной расцветкой, но оба стражника смотрят с ужасом, хотя дракон на таком расстоянии страшным не смотрится: худой, с тонкими костями и непропорционально огромными крыльями, вынужденными держать немалый вес в воздухе.

      – Это нарушение, – сказал я сквозь зубы, – наших священных воздушных границ! Надо заявить решительный протест.

      Они продолжали смотреть как завороженные в небо, а я вбежал в башню и понесся по винтовой лестнице.

      Фицрой резко обернулся на треск распахнувшейся двери, ладонь метнулась к рукояти меча. Рундельштотт испуганно вскинул голову, оба мирно наслаждаются жареным мясом с только что испеченным душистым хлебом, запивают вином.

      – Тревога! – крикнул я. – Неопознанный дракон в небе!.. Фицрой, хватай мешок и бегом за мной.

      Фицрой вскочил, вскрикнул ликующе:

      – Вот это жизнь!

      Рундельштотт не успел раскрыть рот, я выбежал, до крыши не так уж далеко, два-три оборота на винтовой, это примерно два-три лестничных пролета.

      Фицрой догнал с мешком в руках, я как раз поднимал крышку люка, он вслед за мной выбрался на обзорную площадку.

      – Взял, – заверил он и добавил, глядя невинными глазами, – правда, свой мешок. У меня там еще вино осталось… а на Рундельштотта оставлять нельзя, я ему не доверяю.

      – Свинья, – сказал я. – Не превратит он твое вино в воду, не превратит!

      Он развязал мешок, я быстро вытащил и собрал винтовку, тяжелую и громоздкую, вот бы еще ее научиться создавать, но это уже вряд ли, слишком сложно.

      Фицрой следил взглядом за драконом в оранжевом небе.

      – В городе теплее, – определил он, – потому эта тварь на восходящих ходит… Даже крыльями не шевелит, скотина ленивая!

      – Сейчас зашевелит, – пообещал я. – И крыльями, и лапами.

      Он с жадным интересом смотрел, как я щелкнул коробкой с патронами и начал ловить дракона в прицел. Тот в самом деле неподвижно висит в небе, идеальная цель, но руки мои подрагивают, снайперская винтовка тяжелее связки утюгов.

      Фицрой все понял, подставил спину.

      – Обопрись.

      – Хорошая идея, – сказал я с облегчением. – А я думал, ты только красивый.

      – Еще и нарядный, – напомнил он.

      – Теперь не дыши, – велел я.

      Он не ответил, дыхание задержал, чтоб не шевелиться, а я поймал в прицел фигурку с растопыренными крыльями и легонько нажал на спуск.

      Дракон парит как ни в чем не бывало, я тут же повторил выстрел, а потом еще выстрелил дважды, но только после третьего дракон дернулся и начал косо уходить в сторону.

      Я выстрелил еще и еще, дракон задергался и, часто взмахивая крыльями, как пытающаяся лететь худая курица, пошел в сторону леса. Крылья от чрезмерных усилий начали заламываться, мне даже почудилось, что в левом то ли перебита кость, то ли переломилась от перегрузки.

      Фицрой прошептал:

      – Ты его ранил!

      Я снял с его спины винтовку, он расправил плечи, посмотрел на меня, потом вслед улетающему дракону.

      – Нет у меня зээрка, – сказал я мстительно, – этого крылатого гада разнесло бы, всем на потеху, так, что собаки за кишки дрались бы по всему городу!

      – А сколько алмазной чешуи бы посыпалось, – добавил Фицрой. – Хотя это не боевой дракон, те покрыты с головы до ног, но у таких тоже есть на ногах, как у петухов и кур.

      Я сложил винтовку, убрал в мешок и сунул ему в руки.

      – Возвращайся допивать, но не увлекайся. Тебе еще своих ледей посещать, а то обидятся.

      – Я вольная птица, – заявил он гордо. – Это ты не попадись.

      Пока спускались, он рассказывал, какие у него наметки насчет глердесс, потом вдвинулся в покои Рундельштотта, а я сбежал вниз, где гвардейцы встретили меня восторженными воплями.

      – Глерд! Это вы… заявили протест?

      – Как он драпал, как он драпал!

      Я ответил скромно:

      – В следующий раз крылья оборву. Как мухе. Вы мухам крылья в детстве обрывали? Нет? А как же стали профессиональными военными… В общем, нечего ему тут как у себя. Если что,