Gloria mundi. Юлия Линде

по дурацкому слогану: «Подгузники «Пламлит» – лёгкие, как пёрышко, надёжные, как мамины руки». Тут прекрасно всё: и сравнение трусов с мамиными руками, и обманчивая лёгкость (особенно в сыром состоянии). Я тогда была младенчески пухлой, наверное, даже тучной. Но всем нравились мои прекрасные ультрамариновые глаза. Потом они почему-то выцвели, покрылись непонятными крапинками и стали обычными голубыми.

      Первые воспоминания у меня связаны с бесконечными переодеваниями, которые я ненавидела: мама решила сделать из меня модель. Я фоткалась для каталога интернет-магазина «Погремушка и компания» и ещё какого-то бабулячьего журнала по вязанию. Никакого восторга от работы моделью я не испытывала: тупое занятие, часами вспышки сверлят глаза, а ты крутишься на жалком пятачке фона, снимаешь и надеваешь горы платьев, туник, комбинезонов, лонгсливов, свитшотов и прочей ереси. Я истерила. Мама и незнакомые тётки засовывали меня в проклятую одежду нон-стоп, заговаривая киндер-сюрпризами и коллекцией мини-бабочек из магазина «Соседи» (там они выдавались за наклейки).

      Однажды мне чудом удалось сбежать, ну или почти сбежать. Как раз с той съёмки вязаных вещей. Мама обычно сидела рядом и всё контролировала, но тут она сорвалась куда-то во время кофе-паузы, и я полезла в окно. Его не закрывали, потому что в студии сломался кондей. Снималась я в центре, в старинном полузаброшенном особнячке, у него окна цокольного этажа (где и арендовали студию) буквально впивались в асфальт. Я просунула голову через решётку, примерилась. Я знала правило: где пролезет голова, там пропихнётся и туловище. Голова проскользнула вообще легко, а туловище застряло на полпути: решётка была фигурной, а правило, видимо, срабатывает, только если ты лезешь сквозь забор с ровными высокими прутьями. Я не отступала и упорно лезла наружу, хотя стоило бы включить задний ход. Когда меня обнаружили, началась дикая паника, причём психовали все, кроме меня: мне нравилось висеть и здороваться с прохожими. Я даже успела погладить случайную чёрную кошку с белыми «тапочками». Одни люди пытались втащить меня назад, другие – вытащить вперёд, на улицу. Я дебильно хохотала: это было гораздо интереснее, чем переодеваться и стоять под софитами. Наконец приехали какие-то мужики в синей форме, тогда я думала, что полицейские, но, скорее всего, приезжали эмчеэсники. Я воображала себя зэком, сбегающим из тюрьмы, и была разочарована, что после того, как меня выпилили из решётки, никто мне не нацепил наручники.

      Зал смеялся, хлопал, и я окрылилась!

      – С карьерой модели было, к счастью, покончено навсегда. И не зря: сейчас мой рост всего сто шестьдесят один сантиметр, никакой карьеры на подиуме я бы не сделала. Переодеваться до сих пор терпеть не могу – я готова годами носить одни и те же голубые джинсы и тельняху, пока до дыр не протру.

      Потом мироздание меня услышало! Я стала актрисой. Но приличные роли мне не сразу давали. Фига. Я начинала с сериалов. Бесконечные массовки. «Требуются дети славянской внешности от 5 до 7 лет», «Ищем девочек от 7 до 10 лет». Толпа детдомовцев (мелодрама «Не забывай, не возвращайся»), группа детей-мутантов («Волопас. Затмение»,