Элегии родины. Айяд Ахтар

о своем желании вернуться в Пакистан.

      – Они от русских танков и ракет отбиваются пистолетами и винчестерами. Но Манан говорит, что теперь американцы помогают. Дают деньги, дают оружие. Наконец-то. Они понимают, что если Афганистан падет, следующим будет Пакистан. И никому от этого хорошо не будет. По воскресеньям, говорит Манан, американцы выплескиваются из церкви в Пешаваре. Город ими полон. Они открывают лагеря для тренировки джихади – в Свате, в Вазаристане. – Сыновья Латифа, Яхья и Идрис, слушали, затаив дыхание. – Заставляет задуматься, что мы тут делаем, когда дома мы могли бы сделать куда как больше.

      – Меня не заставляет, – возразил отец, обгладывая кость.

      На Анджум тоже, казалось, речь не произвела никакого впечатления.

      – Не понимаю, почему ты все время твердишь о том, сколько работы надо сделать там, – сказала она мужу. – Тут тоже работы хватает.

      – Теперь уже недостаточно просто посылать деньги.

      – Я не говорю о моджахедах, Латиф.

      – Не говоришь. Это я говорю.

      – Значит, единственное решение – вернуться?

      Голос звучал устало. Ясно было, что это не первый подобный разговор.

      Он не ответил. Сидящая рядом дочь Рамла смотрела в тарелку. Анджум обернулась к моим родителям:

      – Мы здесь уже двенадцать лет. Не знаю, как для вас, но для нас это будет совсем не то же самое. Это не наша родина, какой она была. – Она снова обернулась к мужу: – Даже ты это говоришь каждый раз, когда мы возвращаемся домой. Как тебе не хватает…

      – Кондиционера, Анджум. Кондиционера – только этого мне не хватает.

      – Рыбалки, океана…

      – В Карачи есть океан.

      – Карачи? – резко переспросила Анджум. – Это рядом с Мананом, в Пешаваре?

      – В Пешаваре океана нет, – издевательски-вежливо ответил отец. – Это другой конец страны.

      Латиф вздохнул, и его тон тут же утратил все оборонительные ноты. Вид у него стал почти беззащитный.

      – Чем больше мы здесь живем, тем больше я думаю… во что же я превращаюсь?

      – Не только ты, – сказала мать тоном утешителя. Я почувствовал, что она берет его сторону против остальных. – Тут не настоящая наша родина. Сколько бы лет мы тут ни провели, она никогда нам родиной не будет. И это, пожалуй, вызывает у нас чувства, которые вообще вызывать не следовало бы.

      – Например, какие? – спросил отец.

      – Например, сожаление.

      – Ты хочешь сказать, что там, на родине, у людей не бывает сожаления? Я правильно понял?

      – Я говорю, что сожалеть можно только о том, чего ты решил не делать. – Ее глаза украдкой глянули на Латифа. Анджум заметила, Латиф смотрел в сторону. – Уезжая, мы оставили на родине много такого, чего уже не можем выбрать или не выбрать. Это иной вид сожаления. Он грустнее и безнадежнее.

      – Говори от своего имени, – возразил отец. – Здесь мне очень нравится жить.