Выжить в Сталинграде. Воспоминания фронтового врача. 1943—1946. Ганс Дибольд

али снег грязными воронками. Над головой висит смрадный дымный туман. В тумане одиноко гудит мотор заблудившегося транспортного самолета.

      Стены идущего вправо хода сообщения зияют коричневыми отвалами замерзшей земли – это входы в бункеры.

      В «крепости Сталинград» бункерами называли кое-как вырытые в земле ямы, в которых солдаты жили, мерзли, голодали, мучились, грезили и надеялись. Отсюда они, повинуясь приказам, шли сражаться и умирать.

      Однажды утром двое из нас прошли по ходу сообщения в штабной бункер 131-го полка.

      – Лейтенант Келлер, – представил нам ординарец худого офицера и добавил: – Его отец был генералом царской армии.

      На Келлере были грубые сапоги и коричневая форма румынской армии. Рота Келлера была почти полностью уничтожена, и ему самому едва ли осталось долго жить.

      Слева, откуда-то из темноты, раздался голос:

      – Подойдите ко мне!

      Это оказался мускулистый великан, полковой врач, мой земляк. Нога его была разорвана в клочья. Позже он умер на руках своего командира. Командиру, впрочем, было не до нас – он отправился выяснять, сколько у него раненых.

      В это время началась русская атака. Командир говорил по одному из полевых телефонов с командным пунктом батальона Хайдера, на участок которого было направлено острие атаки. На проводе был адъютант генерала подполковник Ратке.

      – Господин подполковник, нужны танки на участок батальона Хайдера.

      Между нами и колхозной фермой, огибая позицию батальона промчался советский танк Т-34.

      – Летит, как бешеный осел, – меланхолично произнес Лемп.

      Командир мрачно рассмеялся.

      – Черт возьми, генерал сейчас как раз на этой ферме. Если бы русские знали!

      Он снова заговорил в трубку телефона.

      – Господин подполковник, генерал отрезан на ферме. Когда подойдут танки?

      Полковой телефонист повторил доклад батальона Хайдера:

      – Положение тяжелое…

      – Что это значит? – спросил ординарец. – Хай-дер всегда толково докладывает обстановку, а Фехтер очень надежно поддерживает связь.

      Однако связи с батальоном Хайдера больше не было. Ординарец протянул мне сигарету. Я много лет не курил, но затянулся едким дымом. Тем временем обер-лейтенант Лемп вылез на крышу землянки и, оценив обстановку, вернулся назад.

      – На участке 134-го полка русские атакуют с огнеметами.

      Позиции 134-го полка примыкали с юга к позиции батальона Хайдера. Телефон ожил.

      – Положение улучшилось, на позициях 134-го нужны танки.

      Рапорт был передан подполковнику Ратке.

      Мы смотрели на раскинувшуюся к юго-западу заснеженную, укрытую темным туманом степь.

      – Приготовиться к обороне, – приказал командир полка.

      Решалась судьба батальона Шиды 134-го пехотного горнострелкового полка. Солдаты яростно отстреливались из огневых ячеек. На участок батальона с запада наступала сотня русских танков с пехотой на броне. Пехота шла и под прикрытием танков. Жерла пушек похожих на гигантские ящики чудовищ изрыгали алое пламя и клубы черного дыма, окутавшего стрелковые ячейки оборонявшихся среди обледеневшей степи.

      Наконец подоспели немецкие танки. Русская атака была отбита. Один только командирский русский танк продолжал упрямо нестись на восток, пока его не подбили огнем зенитных пушек.

      Тело Шиды нашли и похоронили на окраине Ба-бурки. Есть обычай писать на памятнике дату и место рождения, а потом дату смерти: Шида родился в Крумнуссбауме. Там, недалеко от Крумнус-сбаума и Готтсдорфа, течение Дуная упирается в насыпь Западной железной дороги. Это величественное зрелище видят все, кто едет на поезде из Парижа в Вену.

      Глядя на эту картину, понимаешь, что время – всего лишь плод человеческой фантазии, а пространство – предмет детских игр: дунайские волны неистово пляшут вокруг прибрежных камней и, бурля, сверкающим, как исполинская стая серебристых рыб, потоком устремляются мимо Зейзенштейна. Там они нежной рябью ложатся на берег, пузырясь, огибают валуны, а если нырнуть, то можно услышать песню, которую Дунай поет песку – высокую, томительную, затихающую вдали скрипичную мелодию. Там родился Шида, но смерть он встретил здесь, между Доном и Волгой.

      В сводках вермахта говорится о беспримерном героизме венского батальона – другими словами, это значит, что он был уничтожен. Приказ генерала о победоносной обороне означает, что у нас будет несколько дней затишья.

      Итак, мы снова отправились на позиции, выяснять, что могут сделать для раненых врачи. В окопах лежат коричневые бугорки – тела убитых русских солдат. Над краем окопа – угловатый и мрачный – нависает остов подбитого вражеского танка. Мимо свистит шальная пуля. Стоит невообразимая тишина.

      Находим капитана Хайдера. Над командным пунктом свисает гусеница застывшего русского танка.

      «Он въехал буквально нам на голову – на накат командного пункта; мы заползли под стол,