Нехристь. Денис Алексеевич Шутов

по пятницам, смотрел с мамой и папой фильм про полицейских, и вот – лежит «зубами к стенке» в…

      Бедолага узнал место по запаху ещё до того, как проморгался. Кисло сморщившись, он отвернулся от красного настенного ковра и с тем же выражением уставился на сервант, стоявший напротив дивана. Сквозь немытые стекла виднелись сушёные травы, сушёные книги и выцветшие иконы. Комнату занавешивал тяжёлый сумрак. Из-за плотных коричневых штор тянуло морозом (наверное, от открытой форточки), но сквозняк не перебивал душный аромат лекарств и пыли. Крис застонал, удостоверившись, что проснулся в аду – так он про себя называл квартиру, в которой обитала бабушка Ада – самая нелюбимая его бабушка.

      Чудесные новогодние праздники, которые он целиком провёл дома, закончились, и после первой же настоящей рабочей недели родители снова «сплавили» ребёнка на выходные: вероломно, без предупреждения, перевезя спящим – да ещё и к наиболее злобной родственнице из имевшихся.

      В очередной раз заключив, что жизнь несправедлива, Крис слез с дивана. Жизнь сразу же стала ещё несправедливей: мальчик заскрипел молочными зубами, обнаружив, что до подмышек вдет в старые, скорее всего ещё мамины красные колготки, поверх которых до колен свисала красная растянутая футболка. Нормальной домашней одежды рядом не оказалось, поэтому именно в таком виде пришлось отправиться на кухню попить. Со стороны это выглядело, как будто короткостриженая светловолосая морковка спустилась с высокой грядки и пошагала по своим утренним морковным делам.

      На кухне Криса ждало нечто удивительное, потрясающее, прекрасное и чудесное – то, чего просто не могло там быть: бутерброд с розовой колбасой. Увидев запретный плод на блюдечке с голубой каёмочкой, мальчик прослезился от радости. Но, вспомнив о коварстве бытия, насторожился: с чего вдруг бабушка, которая всегда запрещала бутерброды на завтрак под странным предлогом будто это «кусочничанье», приготовила ему (и ему ли?) такой подарок?

      В любом другом месте ребёнок сразу бы схватил лакомство, но тут ему чудилась какая-то ловушка: может, колбаса ядовитая, и бабушка так травит тараканов? Или крыс? Или его? Потому что «сил больше нет с таким нехристем возиться, помилуй, господи, душу грешную, когда уж отмучаюсь?» Тем более что внука она, не переносившая его «басурманское» имя, тоже иначе как Крысом не называла.

      На всякий случай мальчик решил провести расследование – как во вчерашнем фильме – и для начала опросить подозреваемую. Но, подкравшись к её комнате, услышал храп. Это озадачивало сильнее нежданного бутерброда – бабушка всегда просыпалась гораздо раньше Криса. Он никогда не понимал зачем, но судя по невразумительным объяснениям, такие идеи ей подавал бог. И вот, храпит. В голове мальчика промелькнуло ещё одно кинослово: «алиби». Мол, спокойно себе спала, он сам съел, да и умер – а я ни при чем.

      Крис вернулся на кухню и уставился на беззащитный бутерброд. «И ладно бы умру, – подумал голодный ребёнок, – хоть отмучаюсь, а если это она себе нарезала, а я съем, что она со мной сделает?» Однажды в деревне бабушка отстегала его крапивой только за то, что он кинул кусочек халвы в свою утреннюю манку, тщетно попытавшись сделать кашу хоть чуть-чуть повкуснее. А после того, как внук отревелся, мучительница показала ему толстенный кожаный ремень с выпуклой звездой на внушительной железной бляхе и принялась грозно поучать: «Весь хлеб насущный – от господа нашего, так что ещё раз с пищей чудить вздумаешь, у тебя не задница, а твердь небесная станет! И не зыркай волком, я добра желаю – наказание от беды бережёт. Маракуешь?»

      Мальчик не столько «мараковал», сколько чувствовал, что примерно имеется в виду. Благо тренировать эту суперспособность к улавливанию смысла не по словам, а по настроению ему приходилось чуть ли не при каждой беседе с бабушкой, особенно в деревне, где она начинала говорить гораздо непонятнее – иногда как будто и вовсе на другом языке. Правда, он так и не разобрался, чего конкретно ему нельзя делать с пищей, зато кара за следующие «чудеса» с ней считалась на удивление ясно – на его самом мягком месте, словно на ночном небе, загорится целая россыпь звёзд, которые отпечатаются с железной бляхи ремня. Поэтому еду он с тех пор побаивался – точнее, «нормальную» еду: мало ли, как с ней можно начудить.

      Хотя бутерброды, судя по пренебрежительному к ним отношению бабушки, «хлебом насущным» могли и не являться, так что Крис ещё некоторое время подумывал рискнуть. Но всё же поостёргся: если ему так досталось за недозволенное обращение с обычной кашей, что же его может ожидать за посягательство аж на булку с колбасой? Тем более, злодейский ремень был где-то рядом: в поездках в деревню и обратно, бабушка первым укладывала его в сумку-тележку.

      Чтобы как-то отвлечься от деликатеса и мрачных мыслей, мальчик распахнул шторы… и замер от восторга. Сегодня утром он как будто оказался не только в другом доме, но и в другом мире: всё, что он видел из окна девятого этажа, укрывал блестящий на солнце снег! Машины, припаркованные перед домом, превратились в сугробы, невысокие деревца походили на клубки сахарной ваты, а хоккейная коробка наполнилась белой пудрой ровно по край – и всё это великолепие выпало за одну ночь, впервые в году! Рядом с детской площадкой копошились ребятишки, точно так же,