Еловый блокнот. Катерина Ольшина

а лес.

      Пень скрипучий, валежник чалый

      В крови у меня доселе и днесь!

      Кисточки на ушах застыли,

      Шишки еловые – на земле.

      Мне до конца – под ногами – с ними

      Пить золотистый сосновый клей.

      Холку поля ветер расческой

      Чешет, хохочет, заботливый брат.

      Ему стригуном – до загривка плеса

      На скал оскалившихся Арарат.

      Вечен и смел камышовый взгляд мой,

      Твой, как туман, растаял и сник.

      Нищ и уныл перед попранной клятвой —

      Тусклый растрескавшийся тростник.

      Срежут его, сделают дудки,

      Польза какая от дряхлой травы?

      Сонно выглядывает из будки

      Неба – луна – на село повыть.

      Двадцать шестое мая. Пахома

      Встречу русальей красой своей.

      Медвежьи трубы Иерихона

      О переменах – сильней, сильней!

      Выжму я косы. В приметы верю.

      В осень грибы прорастут в борах.

      Травы густы: сиреневый клевер,

      Дикий и папоротниковый рай!

      Теплое лето! Шальное лето!

      Песни озер, прямота болот,

      Голос брусники, закаты – все это

      Я запишу в свой «Еловый блокнот».

      Еловая душа

      Мое горе не было горою – лесом —

      Древним, небывалым, как гряда.

      Мое горе не было небесным —

      Корни, мхи, древесная руда,

      В каждой жиле дерева – рыдала,

      Каждой пела, верила, клялась.

      В заводь вод походкою Тантала1 —

      В наигибельнейшую страсть

      Опадала листьями сирени,

      Грубой молчаливостью осин.

      Под рябиновой нежнейшей сенью

      Воскресеньями считала сны.

      И мой лес, как строгий храм Юпитера,

      Звал к себе на солнечный поклон.

      В этой фиолетовой обители

      Воспитали меня ива, тополь, клен.

      Облепиховые руки обнадеживали,

      Лучше ли подруги не сыскать?

      Принимала мир дубовой кожею,

      Янтарем ковала ног немую стать.

      Этот лес был веским, вепсским, гордым,

      Глушью разметавшейся души.

      Он был коридором духов, норной,

      Древней тайной в сущность бога вшит.

      Он ворчал, ворочался медведем,

      Воздвигал, лелеял, вспоминал.

      Сосны обивал горящей медью,

      Пил холодную левкоевую даль.

      И следы моих березовых сандалий

      Медуницею пахучей украшал.

      Стать иной возможно ли? – Едва ли.

      Будь собой, еловая душа.

      Мурашки

      Мурашки по коре, смола по венам,

      Листва – недорогое украшенье.

      Стою одна. Всегда одна. Смиренна.

      Ты, верно, выбрал мудрое решение.

      Неметь на папертях, кусая молча ногти,

      Дрожать от страхов и грехов – увольте! Нынче

      Богиня молодости в пене или в Ноте

      Рождалась, словно слезы Беатриче.

      Бог милостив. Он примет, оправдает,

      Он знает твои будущие казни.

      И ты стоишь, как статуя литая

      В его прекрасно-древней вечной власти.

      Века, предательства, молитвы, суеверья —

      Я все перенесла, перемолола.

      Сплошная лента из числа бессчетных серий,

      Вкраплений серпентинового пола.

      Сегодня лишь озноб – душа простыла,

      Одна средь всех – чужое прегрешенье!

      Ты знаешь, это жутко и постыло,

      Когда Иуда дышит прямо в шею.

      Забери меня отсюда

      Забери меня отсюда. Душно.

      Пахнет клевером и страхом лошадиным.

      У забора зацветает нежно груша,

      Вишня, яблоня и дикая малина.

      Ты вернулся, как в лихие непогоды,

      Ты моё спасение от были.

      Ты прощание, прощение природы.

      Разве Бога можно пересилить?

      Разве стоит разбивать с размаху,

      Рушить то, что создано елейно?

      Мы достойны счастья, а не краха,

      Смеха

1

Тантал – в древнегреческой мифологии царь Сипила во Фригии, обреченный на вечные муки.