Преступное бездействие. А. И. Бойко

подошли к предельной для прагматичного или приземленного юриста черте (категории объективного и субъективного), а потому заглянем в философские святцы. Любомудры же свидетельствуют: а) что «диалектический материализм исходит из признания существования объекта независимо от субъекта, но в то же время рассматривает их в единстве. Объект не является абстрактной противоположностью субъекту, так как последний “очеловечивает” объект, а основу их взаимодействия составляет общественно-историческая практика человечества»; б) что «субъективное… понимается не как внутреннее (психологическое) состояние субъекта, противоположное объекту, а как производное от деятельности субъекта, воспроизводящего в формах этой деятельности содержание объекта»; в) что «объективные факторы всегда выступают как определяющие, но их действие проявляется только через действие субъективных факторов»[119].

      Итак, тайна слишком высока, чтобы к ней вела одна дорога (Симмах). Субъективное и объективное вменение есть выгодный брак, обязательные и взаимосвязанные компоненты, лишь в своем сочетании объясняющие преступную выходку, достойно обосновывающие ее преследование и способствующие положительным пенитенциарным результатам. Забвение или отвержение объективных данных, всего тварного и природного, даже под флагом борьбы за девственный «надмирный принцип личности» (Филон) опасно для гражданского мира, для чинения людьми взаимных претензий, для автономного духовного развития каждого человека, в конце концов.

      Ведь если доводить до логического конца вдохновенные призывы абсолютизации субъективного вменения, работу сознания и воли нельзя адресовать и проверять через объективные обстоятельства; значит, пора выставлять сознание противоправности обязательным (а то и единственным) компонентом вины и условием уголовного преследования; затем придет черед получать предварительное согласие каждого преступника на каждый нарушенный им (в будущем) запрет. Не знал либо не санкционировал запрет – свободен от уголовной ответственности. И все. Вопрос лишь в том, удовлетворятся ли подобными сверхсубъективно-гуманистическими правилами потенциальные и фактовые потерпевшие. Их возмущение, то есть onus essendi[120], споро вернет человеколюбцев на грешную землю.

      Опустимся посему и мы с философских небес в юридические Палестины. Здесь, под боком, довольно доказательств приемлемости, важности и незаменимости объективного вменения. В. Г. Беляев очень удачно называет объективную сторону «источником, “главным поставщиком” конкретных фактов, физических характеристик деяния, т. е. изначально наиболее надежных доказательств, менее других могущих быть сфальсифицированными»[121]. Добавим, что именно поэтому львиная доля текста в диспозициях статей Особенной части адресуется объективной стороне. Именно на поиске, процессуальном закреплении и юридическом оценивании объективных данных должен сконцентрироваться юрист-практик и начинать

119

Философский словарь / Под ред. М. М. Розенталя. 3-е изд. М., 1975. С. 291, 398.

120

Тяжесть бытия – лат.

121

Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 188.