Преступное бездействие. А. И. Бойко

физическим трудом или играть на бирже. Новая система жизненных координат оставляет очень мало места для обязывающих норм. Преобладают дозволения и запреты. В стране азартно, в обстановке официального ликования приживляются базовые ценности англосаксов, выстроенные на разрешительном принципе. Чтобы намекнуть, насколько это серьезно для нашего менталитета и наших управленческих стереотипов, приведем забавные тарановские дефиниции четырех европейских типов права: «английская система – можно все, кроме того, что нельзя; немецкая система – нельзя ничего, кроме того, что можно; французская система – можно все, даже то, что нельзя; русская система – нельзя ничего, даже того, что можно»[1].

      Можно почти все. Заметно, что россиянам в их поведенческой культуре предстоит рискованный прыжок в царство вседозволенности. Рискованный потому, что славянин, чрезмерно обложенный запретами прежде, привык многими из них манкировать, а в качестве правила личной безопасности и для житейского оправдания он придумал национального божка по имени «авось» и поклонялся ему. Нет сомнения, что по правилам психологического жанра это жизненное руководство будет непременно сохранено обывателем и после резкого сокращения запрещений и предписаний.

      Авось выживем… Но обыватель будет по-своему прав в хитрой персервации выгодных и одновременно страховочных правил прошлых веков. Сегодня шаманы импортной идеологии выкликают на авансцену исключительно права и свободы, но не обязанности, видят в государстве только узурпаторскую машину, будят частнособственнические инстинкты и тем самым атомизируют общество. Коммунальные заботы беззаветно отодвинуты на задний план. Радение об обязанностях сегодня не к лицу. Каждый бьется за свой интерес, для социума же остается «авось». Мы все живем в преддверии очередного Чернобыля.

      Поведенческие качели. С его грозным приходом нравственные и политические кукушки от власти, в первую очередь – СМИ, срочно сменят ориентацию и тон, призовут управляемые сословия (прозападный эвфемизм – страты) к дополнительному повиновению, к выполнению обязывающих норм, обругают индивидуальное бездействие как антиобщественное, противоколлективное поведение (!). Возможно, низам даже напомнят известную фразу бывшего политического кумира о том, что жить в обществе и быть свободным от общества (от обязанностей, от деятельного поведения) нельзя. Вот будет лихая метаморфоза: сладкие фантазии только о правах личности немедленно, без всяких светотеней сублимируются в жесткую требовательность по выполнению обязанностей.

      Таким образом, революционная фраза в очередной раз обнаружит свою несостоятельность[2], и подтвердится наше печальное национальное правило: идеологизированное государственное и общественное внимание к юридическому бездействию имеет маятниковый характер. Забудется ужас очередной техногенной или общеуправленческой трагедии, вызванной частным разгильдяйством, но взращенной превознесением частных прав;

1

Таранов П. С. Управление без тайн. Симферополь, 1993. С. 139.

2

Тем самым подтвердится огорчительное наблюдение одного из настоящих руководителей России прошлого, что интеллектуальная и политическая элита жаждет перемен просто так, впадает «в своего рода революционное опьянение не от голода, холода, нищеты и всего того, что сопровождает жизнь 100-миллионого непривилегированного русского народа или, точнее говоря, голодных подданных русского царя и русской державы, а в значительной степени от умственной чесотки и либерального ожирения…» (Витте С. Ю. Избранные воспоминания (1849–1911). М., 1991. С. 560).