Искусство малых шагов. Рассказы и хроники из жизни священника. священник Александр Дьяченко

тебя освободили? Какое ты получил задание? Сколько тебе заплатили?»

      Потом отпустили, так же внезапно, как и арестовали. Просто выбросили на улицу без денег, здоровья и без будущего. Хорошо, друзья не оставили. Помогли купить маленький бизнес. С него он и начинал.

      Недаром говорят, что земля круглая. Семь лет спустя в принадлежащую Паше типографию поступил выгодный заказ напечатать большую партию предвыборных плакатов. Поначалу он обрадовался возможности заработать, но, взглянув на фотографию кандидата, узнал того бывшего капитана, что вел его допросы. Узнал и, не объясняя причины, отказал.

      На другой день к нему в кабинет влетел сам разгневанный кандидат и, уже в свою очередь узнав Павла, замолчал на полуслове. Потом примирительно положив руку тому на плечо, предложил: «Старик, давай без обид. Ничего личного, ты же понимаешь. Ты и я офицеры, оба мы служим родине, каждый на своем месте. Сегодня ты помогаешь мне, а завтра я вспомню о тебе». «Знаешь, – ответил ему Паша, – у нас с тобой разное понятие о родине и об офицерской чести тоже». И выставил кандидата за дверь.

      Концерт, назначенный на шесть вечера, начался с заметным опозданием. В это время народ, всё больше нашего возраста, в буфете, времени зря не теряя, собирался с мыслями в ожидании «Поворота». Правда, так он его и не дождался.

      На сцену вышли с десяток ребят с трубами и саксофоном. Нет, играли они совсем неплохо. И Макар пел своим привычным голосом, который мы все так любим, несмотря на полное его отсутствие, любили же мы Бернеса. Но это было не то, что мы хотели услышать.

      В какой-то момент я почувствовал, как Петрович толкает меня локтем и вручает полиэтиленовый стаканчик с сухим французским вином.

      – Представь, что мы сидим в кафешке на Монмартре, а ребята нас развлекают. На самом деле, закрываю глаза, и очень похоже.

      Подражая Петровичу, я тоже закрываю глаза и немедленно попадаю в самое начало 80-х. Вместе с ней, той моей первой любовью, мы сидим на концерте какого-то саксофониста. Это она училась в музыкальном училище, а для меня что саксофон, что тромбон были словами однокоренными. Я таскал ее по разным концертам, мне хотелось, чтобы она была рядом, а ей хотелось в ресторан.

      Ей было скучно на этих концертах, но у меня не было денег, зато мне нравилось смотреть на артистов. Один карякский ансамбль «Эргерон» с бубнами чего стоил.

      В тот раз саксофонист, засунув в рот сразу два мундштука, заиграл на двух саксофонах одновременно. Я подумал, что это он так дурачится, и стал смеяться, но моя подружка, гневно посмотрев в мою сторону, заявила: «Это не клоун, это виртуоз».

      С тех пор, стараясь не выдавать своего профанства, с готовностью принимаю версию собеседника: «Да-да, точно, как в Париже».

      На обратном пути мы почти не разговаривали. Неожиданно Петрович заявил:

      – А вы знаете, что в апреле туда же, в клуб железнодорожников приезжает Никольский с группой «Воскресение»? Как смотрите, если мы соберемся тем же составом?

      – Что же мы будем слушать, –