Страшные Соломоновы острова. Джек Лондон

мы не можем там остановиться, – простонал Чарли. – Я никак не ожидал, что мы не сможем остановиться.

      Широкое лицо Оле Эриксена выразило полную растерянность.

      Увы, это была правда. За спиной у нас осиное гнездо, а остановиться в Коллинсвилле – значит сунуть в это гнездо голову.

      – У каждого чертова грека ружье, – весело сказал один из матросов.

      – Да еще нож в придачу, – отозвался второй.

      Теперь уже застонал Оле Эриксен.

      – И зачем только шведский человек, как я, совать свой нос в чужие дела, будто обезьяна! – пробормотал он себе под нос.

      Пуля щелкнула по корме и пролетела над правым бортом, жужжа, как разозленная пчела.

      – Остается только пристать к берегу, бросить «Мэри-Ребекку» и удрать, – сказал веселый матрос.

      – Бросать «Мэри-Ребекку»? – воскликнул Оле Эриксен с непередаваемым ужасом в голосе.

      – Дело ваше, – отозвался тот. – Только я хотел бы оказаться за тысячу миль отсюда, когда эти парни взберутся на борт. – И он указал на беснующихся греков, которых мы продолжали тащить за собой.

      Мы как раз поравнялись с Коллинсвиллом и, вспенивая воду, прошли так близко от пристани, что до нее можно было добросить камень.

      – У меня одна надежда, что ветер продержится, – сказал Чарли, украдкой поглядывая на наших пленников.

      – А что нам ветер? – уныло спросил Оле. – Скоро по река нельзя пройти, и тогда… тогда…

      – Тогда мы заберемся в глухие места и попадем в лапы грекам, – добавил веселый матрос, пока Оле раздумывал над тем, что случится, когда мы дойдем до истока реки.

      Мы подошли к тому месту, где река расходилась на два рукава. Налево было устье реки Сакраменто, а направо – устье реки Сан-Хоакин. Веселый матрос прополз вперед и перебросил фок, а Чарли взял право руля, и мы свернули направо. Попутный ветер, который гнал нас вперед на ровный киль, теперь задул справа по борту, и «Мэри-Ребекка» так резко накренилась влево, что, казалось, вот-вот опрокинется.

      Но мы все так же мчались вперед, а рыбаки неслись за нами. Стоимость их сетей была значительно выше штрафов, которые с них брали за нарушение законов о рыбной ловле, и потому, хотя им ничего не стоило отвязать свои лодки и удрать, они на этом ничего бы не выгадали. Кроме того, они не бросали свои сети инстинктивно, как моряк не бросает свой корабль. Но главное, в них все росла жажда мести, и мы могли быть уверены, что они последуют за нами хоть на край света, если нам вздумается тащить их в такую даль.

      Стрельба прекратилась, и мы отважились выглянуть за корму, посмотреть, что делают наши пленники. Их лодки следовали за нами на разных расстояниях друг от друга, но четыре передние выровнялись и шли рядом. Передняя лодка, видно, бросила с кормы конец той, что шла за ней. Лодки ловили концы, отделялись от своих сетей и подтягивались друг к другу, пока не стали в одну линию, однако мы шли с такой скоростью, что произвести этот маневр было очень нелегко. Порой, несмотря на все усилия, им не удавалось подтянуться