Ангел западного окна. Густав Майринк

с бельмом…

      (Черное пятно от огня.)

      …На канате я ловко плясал, хотя никогда тому не учился, а все почему? Потому что, получив в дар серебряный башмак, позабыл я, что такое страх, не боялся, что голова закружится или сорвусь, еще потому, что „невеста“ моя, та, что во мне самом сокрыта, тяжесть моего тела принимала…

      Вижу, брат Ди, по глазам вижу, о чем хочешь спросить, да не решаешься: „Отчего же Бартлет Грин не нашел лучшей доли, а мыкался в бродячей труппе фигляров, а потом собрал вокруг себя разбойников с большой дороги?“ Скажу тебе отчего. Свободным я стану, лишь приняв огненное крещение, когда меня сожгут, как я сжег черных кошек. Вот тогда-то возглавлю незримых мятежников и с того света ужо сыграю папистам на волынке такую песенку, что сто лет и тысячу лет в ушах у них звон будет стоять, от которого вконец они одуреют! Палить из пушчонок начнут – пускай, на доброе здоровье! Бабах! Мимо ядрышки полетят, мимо… Да ты, магистр, может, не веришь, что есть у меня башмак серебряный? Смотри, маловер!

      И Бартлет Грин носком правого сапога начал стаскивать другой сапог, но… вдруг замер, раздувая ноздри, хищно принюхался, точно дикий зверь, и оскалил зубы.

      – Чуешь, брат Ди? Пантера к нам пожаловала! – сказал он с насмешкой.

      Я вдохнул поглубже – в подземелье и правда запахло словно диким зверем. И тут раздались шаги, приближавшиеся к дверям каземата…

      Еще миг – и заскрежетал тяжелый железный засов…»

      На этом месте записки моего предка Джона Ди, переплетенные в зеленый сафьян, обрывались; я глубоко задумался.

      Запах пантеры!

      Помню, я где-то вычитал, что старые вещи и бессловесные твари, некогда проклятые или заговоренные, могут навести колдовские чары на того, кто берет их себе или вообще уделяет им не в меру много внимания. Кто знает, кем может обернуться невинный с виду бездомный пудель, который привяжется к тебе на вечерней прогулке, – пожалеешь его, возьмешь в теплую комнату… а под черной собачьей шкурой вдруг окажется сам дьявол…

      Уж не повторится ли со мной, потомком Джона Ди, история доктора Фауста? Что, если, приняв тронутое тленом наследство покойного кузена Роджера, я угодил в сферы, где властвует древнее колдовство? Разбудил и выманил неведомые силы, кишащие в ветхом бумажном хламе, словно древоточцы в старой мебели?

      Прерываю начатую работу – переписку отрывков из сафьяновой книжки Джона Ди, необходимо зафиксировать то, что сейчас случилось. Признаюсь, делаю это очень неохотно. Мной уже овладело самому мне непонятное любопытство, неудержимое желание прочесть следующие страницы повествования моего предка, ведь он оказался в застенке! Как взволнованный читатель романов, хочу поскорей узнать о дальнейших событиях, разыгравшихся в темном подземелье, куда по приказу Кровавого епископа бросали еретиков, хочу добраться до смысла странных слов Бартлета Грина, – почему он говорил о запахе пантеры?

      И все же… осмелюсь, скажу без обиняков: вот уже несколько дней меня неотвязно