Ангел западного окна. Густав Майринк

переплете. Переплет, несомненно, конца семнадцатого столетия. А в самой книжечке, видимо, рукописные заметки Джона Ди, начертания букв, шрифт – те же, что и в его дневнике. Но она сильно обгорела, некоторые страницы полностью уничтожены огнем.

      На форзаце что-то написано очень мелким, бисерным почерком. Рука незнакомая! Привожу дословно: «Сожги, когда Черная Исаида глядит с ущербной луны. Во имя спасения твоей души, тогда сожги!»

      Должно быть, этот наказ попытался исполнить неизвестный (новый персонаж!) более поздний владелец книжечки. Должно быть, Черная Исаида поглядела на него с темной части диска ущербной луны, и он, спеша избавиться от книжки, бросил ее в огонь. Вот она и обгорела… хорошо, но кто в таком случае спас книжку, кто не дал ей сгореть дотла? И кто первый, неизвестный автор предостерегающих строк, кому она, как говорится, жгла руки?

      Нет ни приписки, ни какого-то знака, который подсказал бы разгадку.

      Надпись на форзаце сделана определенно не Джоном Ди. Значит, кто-то из его наследников оставил предостережение, исходя из собственного печального опыта.

      А то, что еще удалось разобрать на зеленом сафьяновом переплете, мой кузен Роджер по обыкновению переписал на особый листок и вложил в книжку: «Ежедневник Джона Ди за 1553 год». Значит, он вел его тремя-четырьмя годами позже, чем свой «Дневник».

Серебряный башмак Бартлета Грина

      «Сии записки мною, магистром Джоном Ди, бывшим некогда тщеславным щеголем и весьма заносчивым невеждой, составлены после неисчислимо долгих страданий, с тем чтобы не замутилось зерцало, в коем вижу себя, а равно и для памяти; пусть послужат мои записи благотворным предостережением всем в нашем роду, кто явится на свет после меня. Потомки мои будут венценосцами, вера моя в сие предсказание крепка ныне, как никогда. Однако корона повергнет их во прах, как то случилось со мной, ежели, предавшись легкомыслию и заносчивости, не распознают они врага рода человеческого, ежечасно подстерегающего смертного, с тем чтобы заманить в свои сети.

      Престол земной возносится чем выше,

      тем жарче адский пламень пышет…

      Случилось со мной с Божьего соизволения в первый день на Святой седмице, в конце апреля месяца лета 1549-го от Рождества Христова вот что.

      В тот день, когда тревоги мои и мучения из-за неизвестной моей судьбы возросли до крайности, ворвались ко мне капитан Перкинс и стражники Кровавого епископа – ох, недаром прозвали так чудище в облике человеческом, свирепствующее в Лондоне под видом церковного пастыря! – и именем короля взяли меня под стражу, именем Эдварда, слабогрудого отрока! Смех мой, исполненный горечи, озлобил стражников, насилу избежал я жестокой расправы.

      Листки, которым поверял свои опасения, успел я в самый тот миг, когда ворвались стражники, спрятать в стенном тайнике, где, по счастию, уже схоронил все бумаги, кои могли бы навлечь на меня подозрение или изобличить как преступника. Слава богу, я давно уж выбросил в окно два костяных шара, подаренные магистром