Ярмарка наград. Юрий Семёнов

Григорий в это время как раз сзади стоял и всё Егоркино враньё слышал.

      – Но-но, не очень-то шали. Предел всему есть, – говорит он и петухом наскочить пытается.

      – Ладно, остынь, – встрял по-отцовски Иван. – Нечего воздух зря сотрясать. Егорка, конечно, ещё тот прохиндей. Проспал и теперь глаз воротит. Но про оборотня, что ему привиделся, правду сказывал и даже не струсил. У меня поджилки и те затряслись, когда к нему шакал подкрался, а ему хоть бы хны. Лихой казак будет, настоящий рубака.

      С тех пор Егорка в семье за балабола никогда не выставлялся, а в ночную только с одним из братьев ходил.

      – Так спокойнее будет, – постановил Иван и больше своего слова не менял.

      Шоковая терапия

      Практически все когда-то начинали пить горькую. Сначала вино, бражку, потом ещё что покрепче. Случайно, по ситуации, тайком, исподтишка, но первая рюмка спиртного на каком-то этапе жизни неизбежно оказывалась внутри молодого организма и навечно отпечатывалась в его сознании. В глубинках это случалось значительно раньше, чем в тепличных условиях города под неусыпным контролем всевидящих и всезнающих родителей. Да и сама ребятня здесь покрепче росла. Ежедневный физический труд придавал организму силу и своего, как говорится, в отместку требовал. Так и повелось с незапамятных времён, что деревенский юноша и духом, и телом мощнее был, а который на этаже вырос, слабее оказывался.

      Егорку эта правда жизни тоже не миновала. Дед, а потом и отец самогон в доме всегда открыто держали и взрослых особей, что из одёжки повырастали, иногда потчевать не забывали. Понемногу, конечно, так, чтобы запах спиртного отвращение вызывал. Но давали, чего греха таить. А если прятать будешь, думали они, те всё равно его сыщут и своё возьмут, не углядишь. Так пусть уж лучше эта зараза на виду стоять будет, чем в тайниках хорониться.

      Так повелось, что к концу лета ближе к уборочной семья Богатовых перебиралась жить в поле. И стар, и млад брали по надобности одёжку, возводили шалаши, скирдовали сено и месяц-полтора до седьмого пота вкалывали, а заодно и природу вдыхали, чтобы здоровье уберечь. Конечно, Иван и Мария в силу своего возраста иногда давали организму передохнуть и на день-два в хату перекочёвывали, оставляя за старшего Григория. Тогда-то этой свободой и наслаждались неугомонные братья, особенно Егорка, который по вечери каждый раз срывался в тугаи, и удержать его на привязи было невозможно.

      Вот и сейчас только солнышко к горизонту склонилось, а Егорка уже во всеоружии перед братьями предстал: на плече острога, словно ружьё, за поясом сапёрная лопатка, что от деда с войны осталась, в руках сетка рыболовная и мешок на всякий случай, авось повезёт. Залез он в один родник – вода по пояс, не взять рыбу, потянулся во второй – по щиколотку оказалась, подался в третий – и тут на змей напоролся. Ты смотри, подумал он, в шахматы окрасом играют, как бы свой ход не прозевать. И тут же почувствовал, что наступил на какую-то мерзость. Посмотрел он под ноги и обомлел: из воды торчала голова змеи с короной на голове, как у королевы, которая изготовилась вцепиться