Великая война и деколонизация Российской империи. Джошуа Санборн

вероятным, что совершенное преступление может развязать войну. Только несколько недель спустя, 10 (23) июля, Июльский ультиматум обнажил всю серьезность кризиса [Jelavich 1991: 291-295]. Австрия потребовала запретить антиавстрийскую пропаганду, арестовать всех, кто связан с заговором (включая двух главных заговорщиков – Воислава Танкосича и Милана Цигановича), и дать объяснения враждебным к Австро-Венгрии высказываниям сербских властей. Было и еще одно вызывающее требование к Сербии – «дать согласие на то, чтобы органы Императорского и Королевского Правительства (Австро-Венгрии) способствовали в Сербии подавлению подрывных движений»[16]. Это шокировало многих наблюдателей, включая британского министра иностранных дел Эдварда Грея, как неприемлемое нарушение сербского суверенитета, и Вена, по сути, рассчитывала, что сербы отвергнут ее требования[17]. Ультиматум положил начало интенсивной военной и дипломатической активности, которая продолжалась неделю. 13 (26) июля царь отдал приказ о переводе военных округов на европейской территории России в режим подготовки к войне[18]. Этот процесс ускорился в свете новостей о том, что Австрия 15 (28) июля объявила Сербии войну. Тогда царь начал частичную мобилизацию четырех военных округов для отправки войск в Австрию. Большинство советников Николая II на тот момент считали, что война с Германией неизбежна, и побуждали царя объявить всеобщую мобилизацию как из принципиальных соображений, так и по причинам технического характера, однако Николай II вплоть до 17 (30) июля не оставлял надежды. Только тогда он наконец согласился с необходимостью всеобщей мобилизации. На следующий день военные чиновники разослали оповещения о призыве по всей империи. Всеобщая мобилизация началась в полном объеме[19].

      Однако российская общественность нацелила свое внимание на разразившийся международный кризис всего за несколько дней до объявления мобилизации. Ведущая российская пресса, особенно общедоступные газеты, которые читала не только образованная элита, к примеру «Газета-копейка» и «Русское слово», сосредоточились на новостях об австрийском ультиматуме, так что читающая публика начала узнавать об опасности начиная с 11 (24) июля [Lohr 2004: 101]. Те, кто не принадлежал к этой «публичной сфере», поняли, что война неизбежна, только после объявления мобилизации. Последовавшая реакция на новости о надвигающемся конфликте различалась, но была неизменно сильной. Во многих областях страны проходили массовые патриотические демонстрации, хотя случались и выступления против мобилизации [Sanborn 2000: 267-289]. Пессимисты ожидали, что немцы войдут в Петроград к сентябрю, а оптимисты как в верхах, так и в низах общества полагали, что скорая победа позволит русским посчитаться с тевтонцами на их границах[20].

      Это была война, которой российские политики, и в первую очередь Николай II, надеялись избежать или, по крайней мере, отсрочить. В отличие от своих немецких коллег, российские военные также предпочитали

16

Текст ультиматума можно найти в [Mombauer 2013:291 -295].

17

[Clark2013:451-457]. Кларк, однако, также отмечает, что требование совместного расследования было не столь ужасно, как это могло показаться, поскольку суверенитет был чисто условным в условиях радикального перетасовывания границ на Балканах в последние годы.

18

Генерал-лейтенант А. С. Лукомский, секретная телеграмма командующим военных округов на европейской территории России от 13 июля 1914 г. См. [Восточно-Прусская операция 1939: 75].

19

Копии телеграфных лент с телеграммами о мобилизации, направленными в военные округа, можно найти в РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1154.

20

[Лемке 2003,1:9-10]. Санкт-Петербург был переименован в Петроград 18(31) августа 1914 года, чтобы дать столице менее германизированное и более славянское имя.