Секреты «Голубого рифа». Катя Брандис

застонала:

      – Он изменится в ходе своей миссии – дайте же ему шанс! Его богатые родители постоянно работают, в глубине души он очень одинок и пытается об этом забыть.

      – Ага, а на самом деле у него, должно быть, золотое сердце, – хмыкнул я.

      – Если не прекратишь ёрничать – не видать тебе мастер-класса и главной роли как своих ушей! – Глаза Финни метали молнии.

      – Ладно-ладно, прости. – Я виновато развёл руками. – Что мне надо делать?

      Она протянула мне зеркало:

      – Посмотри на себя. Ты Ксавиан, надменный мальчиш-плохиш – какая у тебя походка? Как ты входишь в комнату? Какие у тебя мелкие привычки?

      Я попытался вжиться в роль Ксавиана, перевоплотиться в него, а не просто делать вид.

      Я подумал, каким он был в детстве (робким) и о том, что у него были только знакомые, а настоящих друзей не было (его родители часто переезжали), чем он увлекается (игрой на саксофоне, сплавом на байдарках), о чём мечтает (о ручном осьминоге), какое у него худшее воспоминание в жизни (его маме стало за него стыдно, когда он запорол на концерте пьесу).

      – Может, он проверяет в каждой зеркальной поверхности, не растрепалась ли его причёска, – предложила Шари.

      – Да, потому что однажды у него в волосах застряла паутина и ему было очень неловко, – развил я. – А ещё он ковыряет ногти, когда нервничает.

      – Может, на него нападает икота, когда он волнуется? – Шари, склонив голову набок, смотрела на меня.

      – Нет. Слишком автобиографично.

      – Ничего, уже весьма недурно, – сказала Финни и попросила меня сыграть, как я выношу мусор.

      Ксавиан, брезгливо держа в руках пакет, вразвалку вышел на улицу, боясь, как бы его не застали за столь неприглядным занятием, и по привычке окинул взглядом своё отражение в оконном стекле главного здания.

      – У тебя получится, вот увидишь, – сказала Финни, и лицо Шари озарила радостная улыбка. – Сейчас ты был совсем на себя не похож, Тьяго!

      Это был самый странный комплимент, который мне доводилось слышать.

      Один отец лишний?

      У нас был испанский у мистера Гарсии, и я боялся, что Блю вот-вот схлопочет двойку за устный ответ. Несмотря на отличную память, ей не удалось сосчитать по-испански до десяти, хотя мы проходили это сто лет назад. А теперь она мучилась с переводом фразы «Я хочу поплавать в море».

      – Yo… я… – начала она.

      – А дальше? – Мистер Гарсия начинал терять терпение.

      Блю опустила голову, и её длинные шоколадно-каштановые волосы свесились ей на лицо:

      – Не знаю.

      – А как будет «море», знаешь?

      – El… mar.

      – Правильно. А теперь дальше. Me gustaría… или Quiero…

      Блю молчала. Будто напрочь память отшибло.

      Учитель вздохнул:

      – Тьяго, как будет «плавать»?

      В моей прежней школе многие ребята на школьном дворе говорили по-испански – там я нахватался кое-каких словечек. Очень кстати, потому что смуглой кожей я походил на латиноса, и в Майами со мной часто заговаривали на этом языке.