Раубриттер III. Fidem. Константин Соловьев

не в характере братьев-лазаритов было облачаться в расшитые колеты с пышными воротниками. Это облачение не могло скрыть необычайно дородную фигуру, живот которой безжалостно выпирал под много раз чиненным и штопанным бархатом. Вот ведь увалень, подумал Гримберт с мимолетной брезгливостью, хотел бы я знать, сколько оруженосцев требуется, чтоб запихать брюхо этого рыцаря в доспех?

      – Хуго фон Химмельрейх, странствующий рыцарь, – отрекомендовался Шварцрабэ, с легкостью спрыгивая вниз и протягивая руку толстяку. – К вашим услугам, сир.

      – Фран… Сир Франц Бюхер. К вашим!

      От Гримберта не укрылось замешательство юнца, как и легкая дрожь его пухлой руки в цепкой хватке Шварцрабэ.

      – Если не секрет, сир Франц, сколько полных лет вы прожили на белом свете?

      Должно быть, сиру Францу не раз задавали этот вопрос, его пухлые щеки осветились изнутри румянцем.

      – Достаточно, чтобы быть посвященным в рыцари.

      Лет семнадцать, прикинул мысленно Гримберт. Сущий молочный поросенок. Человек, посвящавший тебя в рыцари, или был в плохом расположении духа, или отличался редким остроумием. В Турине я приказал бы срезать с твоей жирной спины два-три ремня, если бы ты только осмелился подойти с тряпкой к «Золотому Туру». А тут – подумать только – рыцарь!

      Однако Шварцрабэ, похоже, был далек от подобных мыслей.

      – Не сомневаюсь, сир Франц, не сомневаюсь! – Он потряс руку толстяка, может быть, излишне энергично, но с выражением искреннего восхищения на лице. – Более того, уверен, что, если бы нам пришлось сойтись в поединке, вы бы задали мне славную трепку!

      – Признаться, я… Не очень-то опытен в поединке. Меня посвятили лишь год назад и…

      – Прискорбно, что скромность не значится среди семи христианских добродетелей, – заметил Шварцрабэ. – Иначе вы бы непременно стали ее земным воплощением.

      Румянец Франца Бюхера стал гуще.

      – Я… Мой доспех стоит на правом фланге, второй с краю. Зовется «Стальная Гора».

      Взглянув в указанном направлении, Гримберт лишь беззвучно выругался. Сооружение, неудачно названное Францем «Стальной Горой», являло собой немалое сходство со своим хозяином – нелепое нагромождение брони и разномастных орудий, многие из которых, судя по всему, были изношены настолько, что представляли собой скорее причудливое украшение, чем инструмент боя.

      Однако Шварцрабэ цыкнул зубом с таким выражением, будто увидел самого «Великого Горгона», не меньше.

      – Недурная машина, – заметил он тоном знатока. – Тонн пятнадцать?

      – Восемнадцать.

      – Силовая установка – дизель?

      – Два двухтактных. Это… старая модель.

      – Старая – значит, проверенная временем! Ох, совсем забыл представить вам моего приятеля, сира Гризео и его «Судью». Сир Гризео – тот еще молчальник, однако обладает зорким глазом и острым языком, что подчас важнее пушек. А теперь, когда мы свели наконец знакомство,