Приют. Александр Варго

нехорошо улыбнулся, продемонстрировав чудеса стоматологии: великолепные вставные зубы.

      – В таком случае, малыш, ты еще глупее, чем я предполагал. Тупица, неужели ты никогда не слышал о том, как легко проводят таких придурков вроде тебя, проворачивая подобные сделки? Эти ребята молодцы. Я горжусь ими. Они обвели тебя вокруг пальца, Митрофан или как там тебя, понял? Специальный подставляла всегда сделает так, чтобы ты попробовал именно из той упаковки, которую предложит тебе он! Ясно тебе?!

      – Шмель, я все улажу. Ну, произошла ошибка. В конце концов, все когда-нибудь ошибаются. Я уверен, что еще не все потеряно… – начал Митрич, но Шмель его оборвал:

      – Ты верно сказал, еще не все потеряно, но об этом мы поговорим позже. А что касается ошибок, то должен довести до твоего сведения, что первой ошиблась твоя трахнутая мамаша, когда не сделала вовремя аборт и позволила появиться на свет такому дауну, как ты.

      Митрич закипятился, с вызовом сказав Шмелю, что он не смеет так говорить с ним, за что тут же схлопотал в челюсть. Ярик хотел было вступиться, но тут же прикусил язык, увидев направленное на себя дуло пистолета.

      Когда Митрич пришел в себя, Шмель курил с задумчивым видом.

      – Неделя, Митрофаныч. Неделя, чтобы вернуть Хохе его деньги плюс проценты. Ты хорошо понял меня? Двести пятьдесят кусков, и ни на один долбаный цент меньше, дошло до твоих куриных мозгов?

      НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ!

      Митричу показалось, что он ослышался. Сколько? Повторите, пожалуйста, у меня в ушах бананы! Хорошо, что он все еще лежал на полу, иначе после слов Шмеля он бы снова грохнулся в обморок.

      В противном случае, елейным голоском сказал на прощание Шмель, если ты опоздаешь хоть на минуту, мои ребята побеспокоятся о том, чтобы на твоих руках прибавилось несколько локтевых сгибов. В случае невыплаты данной суммы после этого (естественно, с учетом набежавших процентов) яйца Митрича потеряют своего хозяина и будут использоваться исключительно в качестве бильярдных шаров. Что будет, если условия Хохи не будут выполнены и в этот раз, Шмель умолчал, но Ярик и сам прекрасно догадывался. Для таких людей, как Хоха, раздавить человека все равно что выпустить газы, объевшись гороха.

      – Какого хрена тут происходит, Митрич? – спросил Ярик, когда Шмель с громилами ушел. Тот ответил не сразу – ему срочно требовалась добавка. Только влудив еще несколько кубиков какой-то дряни в вену, он заговорил.

      Рассказ Митрича не принес ничего нового, и Ярик не знал, плакать ему или смеяться. Одно он знал точно – поездка в Красноярск откладывается на весьма неопределенное время. Поведав свою историю, Митрич потер саднящую челюсть. Он раздумывал ровно минуту.

      – Ярик, все плохо. Брат, все плохо настолько, насколько только может быть плохо, так тебя растак. Все не просто плохо, все ОЧЕНЬ плохо, Ярик.

      Слушая брата, Ярик молча разглядывал его сожженные вены, на которых уже не было живого места.

      – Такой суммы мне не собрать и за двадцать лет, – ругался