Времени тонкая тень. Антология

припал щекой к его туфле… Нет, не припал. Тот вздрогнул, перебрал ногами, как застоявшийся кровный жеребец. Отступил назад.

      – Царапаешься, невежа? Пустили в собрание достойных, в диван, так следи за ногтями! – сварливым жирным голосом выкрикнул эмир.

      Гонец на коленях подполз к расшитым шелковым туфлям, припал щекой, всем лицом. Вот теперь припал. Руки его больше не обнимали ног эмира, ладони лежали на полу рядом с эмирскими туфлями. И на правой руке, на безымянном пальце, отчетливо было видно гладкое, белого металла кольцо. Никто, кроме достойных, не имел права носить украшения. Вдобавок это напоминало доэмирский местный обычай. Связанный с тем, что местным разрешалась только одна жена.

      – Ну и гордец этот… из Эр-Растойя! – словно сплюнул эмир через губу. – Знает, шакал, что пока на тебе его клеймо – он может тебя как невесту на свадьбу вырядить, и никто не посмеет… разве что Аллах, да святится Его камень в Мекке!

      – Мой господин, эмир мухафазы Эр-Растойя, да пошлет Аллах ему помощь в делах, непостижимых простому смертному…

      Узорчатые, обволакивающие периоды лились из уст гонца столь плавно, что даже эмир заслушался. Враскоряку на полу всякий ли сможет говорить так звучно и складно, без запинок и смущения? Изящно встал – это тоже не всякому удается. Перекупить? Или – эр-растойского управителя под арест, а этого конфисковать…

      В голове кружилось странное, разноцветно-шелковое, как дым курений или шум моря. Грузную фигуру эмира тихо пошатывало на месте.

      – …иди за мной! – выкликнул гонец, глядя прямо в глаза эмиру, в расплывавшиеся, младенческие глаза. Повернулся и пошел.

      Чтец, писцы, второй гонец, опахалыцик увидели, как эмир, шаркая ногами, поплелся за этим типом. Не прекратил неслыханную дерзость, не позвал стражу, не остался в величественной неподвижности. Нет, как драный, заезженный одер, потащился за голубой джалабией, точно держа дистанцию в два шага. В дверь. По лестнице вниз. Мимо стражей на каждой площадке парадного марша. В гулкий вестибюль с инкрустированным мраморным полом – и на раскаленную зу-ль-хиджазом, зенитом лета, площадь перед подъездом.

      Гонец распахнул перед эмиром дверцу старого, облезлого автомобиля. Ни стража, ни прислуга никогда не видели такого здесь, возле касбы управления минтаки Эль-Маскайя.

      – Садись!

      Эмир повиновался. С рычанием, дребезгом, синим дымом автомобиль исчез.

      Только тут стража всполошилась:

      – Догнать немедля!

      – Стойте, дерзкие, именем Аллаха! – раздалось откуда-то сбоку, и все взоры скрестились на седобородом оборванце с горящими черными глазами.

      – Это пророк Аллаха нашего, да продлится вечно царствие Его! – продолжал седобородый.

      – Ты откуда знаешь?

      – Кто таков?

      – Хвата-а-ай!

      Не пытаясь оторвать от себя вцепившиеся руки дюжих эмирских молодцов, тот продолжал:

      – Путь его лежит в мечеть, где свершались чудеса Аллаха.

      – Дурак! У великого