Черубина де Габриак. Неверная комета. Елена Погорелая

город, где жила и умерла сосланная еще раньше Лиля. Там, в Ташкенте, в 1941-м их настигнет очередной арест. Дмитрий Владимиров год спустя умрет в лагере, а Лидия Павловна, пережив и его, и детей, отсидев свои десять лет за контрреволюционную агитацию, 30 марта 1951 года будет «освобождена из мест лишения свободы Узбекской ССР по отбытии срока».

      Дальнейшая ее судьба неизвестна.

      Известны стихи, которые она посвятила подруге где-то в середине 1920-х, не то откликаясь на давнее юношеское посвящение, не то предчувствуя скорую их разлуку и будущую судьбу:

      Ветры бродят духами бездомными,

      И полям неявленное снится.

      О Тебе, Одна, с глазами темными,

      О Тебе мне хочется молиться.

      О Твоих руках, печалью связанных,

      Гибких пальцах, вымытых слезами,

      О Твоих страданьях нерассказанных,

      Грустная, с глубокими глазами.

      Все провижу, тихая, скорбящая,

      Все вложу

      в молитвенные строфы.

      Поведет Тебя судьба незрящая

      Через жизнь до благостной Голгофы.

      С точки зрения всего последующего XX века Голгофа Дмитриевой и действительно была благостной – во всяком случае, благостнее Голгофы Брюлловой, на долю которой выпали и гибель близких, и лагерь в Фергане, и одинокая смерть. Кто знает, о чем она вспоминала, затерянная в душной и чуждой ей Азии, утратившая все дружеские и семейные связи? Может быть, о далеком Васильевском острове, о гимназии, о 1900-х годах? О двух девочках, темноволосых сиротах (у старшей нет матери, а у младшей – отца), вместе взрослеющих, вместе мечтающих, вместе вступающих в новую взрослую жизнь?..

      В 1904 году перед ними, семнадцатилетними, с блеском окончившими гимназию («с медалью, конечно», – снисходительно будет писать Лиля в поздних воспоминаниях), а также перед их третьей подругой Майей Звягиной, в 1900-м перебравшейся в Петербург из Сибири, вставал вопрос о том, что делать дальше. И здесь их пути ненадолго расходятся. Брюллова, девочка из обеспеченной семьи, может позволить себе не стремиться к какой-либо узкой профессии и решает закончить учебу, а Дмитриева – по собственной воле или по совету родных выбравшая карьеру учительницы – продолжает образование и поступает на словесно-историческое отделение в свежеоткрытый (в 1903-м) Императорский женский педагогический институт.

      «Институтка, кузина, Джульетта»

      Институт на Малой Посадской, дом 6, был едва ли не лучшей кузницей педагогических кадров начала XX века. Его открытие приветствовали как культурный прорыв того времени, и сам В. Розанов в заметке «Женский педагогический институт», опубликованной в «Новом времени», воодушевленно писал:

      Преобразование женских педагогических курсов, которые стояли в тени около высших женских курсов (бывших Бестужевских) и женского медицинского института, в законченное высшее специальное заведение представляет собою многоразличный интерес и важность. ‹…› До