Метаморфозы. Тетралогия. Марина и Сергей Дяченко

мысли? Хоть намек, хоть идея, как тебе помочь?

      – Нет, – сказала Сашка поспешно. – Не стоит. Это чужое упражнение. Стерх убьет нас обоих.

      – Я могу поговорить с ним, – сказал Костя. – Со Стерхом.

      – Завтра.

      – Да… А завтра будет поздно… – Костя несильно подергал себя за волосы. – Может, тебе стоит вернуться к этим… к трекам на диске, к плееру?

      Сашку передернуло от омерзения.

      – Я думаю, Стерх был не прав, когда дал тебе альбом, – сказал Костя.

      – Ты считаешь? Может, будешь преподавать на его месте?

      – Не смейся. Он психологически был не прав. Он решил, что проблема в диске, а проблема в тебе! Если он даст тебе распечатку, как мне, или тетрадь, как Женьке… Все равно ничего не получится, потому что ты не хочешь.

      – Ты же видишь, я хочу. Я на стенку лезу, так стараюсь!

      Костя упрямо покачал головой:

      – Ты сопротивляешься. Ты борешься за себя.

      – Стерх точно так же говорил, – вспомнила Сашка. – «Вы боретесь за себя в устоявшемся обличье, две руки, две ноги…»

      – Да. И ты права. А я вот не смог бороться.

      – Да, но ты живешь нормально, а я…

      – Я живу нормально?

      После этих его слов стало тихо, и в тишине прошло длинных пятнадцать минут. Сашка не решалась заговорить; Костя, сын своего отца, внук своей мертвой бабушки, муж Жени Топорко, которая не стала менять фамилию, чтобы не быть Коженниковой… Костя, студент-второкурсник института специальных технологий города Торпы…

      – Прости, – сказала Сашка.

      – Да и ты меня, – Костя сгорбился. – Я хочу тебе помочь, но у меня нет злости. Я ударил бы тебя, – он криво улыбнулся, – но… не могу тебя бить. Наверное… он прав.

      – Кто? – спросила Сашка, заранее зная ответ.

      – Он, – повторил Костя. – Он обо мне очень невысокого мнения, знаешь. Я пытался раскрутить маму на разговор… о нем. Как так вышло, что он стал моим отцом? – Костя в отчаянии хлопнул ладонью по подоконнику. – Как меня угораздило стать его сыном? Кто он вообще такой?

      – И что сказала мама?

      – Ничего. Она вообще не желает о нем говорить. У нее истерика начинается – после стольких-то лет!

      – Как же она отпустила тебя в Торпу?

      – А как твоя мама тебя отпустила? Наверняка нашлись какие-то… резоны. У моей всю жизнь, всю свою жизнь, сколько я себя помню, был бзик насчет армии. Будто бы ей цыганка нагадала, или что-то в этом роде, что меня в армии обязательно убьют. Если она меня во дворе видела с деревянным пистолетом… такое начиналось! – Костя вздохнул.

      – Он сыграл на ее страхе, – сказала Сашка.

      Костя поднял глаза:

      – Он вообще… играет на страхе. Твоем. Моем.

      Сашка промолчала. Они сидели рядом, понурившись, почти соприкасаясь головами.

      – Я хотел бы, Сашка, когда-нибудь встать – и осознать, что не боюсь ничего. Я устал.

      – От страха?

      – Да. Каждую секунду…

      – И сейчас?

      – Боюсь.

      – Чего?

      – Завтра