Метаморфозы. Тетралогия. Марина и Сергей Дяченко

Ощупала поясницу.

      Сашка молчала. Она так и выскочила на улицу – в ночной рубашке, едва успев сунуть босые ноги в кроссовки.

      Половина окон светилась, половина – нет. Гремели, заглушая друг друга, сразу два магнитофона. Кто-то танцевал на столе, тень металась по задернутым шторам. Девушки, летающие из окон либо бегающие по улицам в ночных рубашках, никого не удивляли и ни у кого не вызывали интереса.

      Лиза ругалась сквозь зубы – жалобно и грязно. Вокруг на улице не было никого, кто посмеялся бы, удивился или пришел на помощь, только Сашка стояла, гадая, подать однокурснице руку или это будет расценено как оскорбление. В этот момент по замершим в безветрии липам прошелся резкий порыв, дождем полетели листья, звезды на секунду исчезли, а потом загорелись снова.

      Сашка готова была поклясться, что огромная темная тень пронеслась прямо над крышей общежития. Более того: опустилась на антенну и сидит там, закрывая созвездие Кассиопеи. Сашка разинула рот…

      Это было очень быстрое, мгновенное чувство. Мигнули и заново зажглись звезды. Лиза, не глядя ни на кого, уже хромала в обход здания ко входу, и Сашка, оглядываясь, побежала за ней.

      Лиза миновала двадцать первую комнату. Двинулась дальше по коридору, туда, где дверь была распахнута, где у входа стояла батарея пустых бутылок из-под пива. С Лизиных джинсов отлетали, падая на пол, приставшие листья; Сашка успела услышать ее ухарский клич: «Гуляем, девки-мужики!» – и, больше ничего не дожидаясь, нырнула в свою комнату, в темноту.

      По комнате ходил ветер, стучала рама; трясясь и цокая зубами, Сашка закрыла окно. Ее колотило, хотелось согреться, но горячую воду опять отключили, а идти заваривать чай на кухню, где всем так весело, Сашка не решалась.

      Оксана не двигалась, с головой закутавшись в одеяло. Ты ведь не спишь, хотела сказать Сашка. Ты просто спряталась, выжидаешь, чем кончится дело. Ты молодец, завтра скажешь с чистыми глазами, что знать ничего не знаешь, не помнишь, спала сладким сном…

      Слова подступили к горлу и вдруг, не удержавшись, хлынули наружу. Сашка, согнувшись, упала на нечистый линолеум и, закашлявшись, извергла из себя остатки ужина – и пригоршню тусклых золотых монет.

* * *

      Той ночью бабье лето кончилось, как от удара молотком, и наступила холодная ветреная осень. Окна и форточки теперь были закрыты наглухо, но из щелей дуло, от сквозняков качалась лампа под потолком, и ветер завывал под дверью, как в печной трубе.

      Оксана выпросила у комендантши две пачки бумаги для заклеивания окон и моток поролона, похожий на спрута с вялыми желтоватыми конечностями. Пока Сашка, распотрошив «спрута», заталкивала поролон в щели вокруг рамы, шустрая Оксана успела раздобыть муки и сварить густой клейстер, похожий на серые сопли с запахом киселя. Кисточек не было, Сашка догадалась отрезать кусочек поролона и с его помощью намазывать клейстером бумажные ленточки; они тогда теряли праздничный белый цвет и крахмальную плотность, обмякали, делаясь липкими и податливыми. Становятся похожими