Путь веры. Юлия Сова

ведь его жена, и он говорил, что любит и хочет, чтобы на всю жизнь…

* * *

      Тамара Ивановна была и рада, и не рада, что, наконец, познакомилась с новой соседкой. С одной стороны, это знакомство было удачной возможностью в очередной раз развеять страх перед этим семейством, а с другой, опасностью навлечь на себя неприятности.

      Таня показалась ей милой, но слишком уж скромной, не по возрасту, да и не по статусу – жены бойкого комсомольца Ромы и снохи такого человека, как Андрей Цветов. Женщина сразу заподозрила неладное. Вытравить из себя страх всегда сложно, а страх перед Андреем Васильевичем Цветовым, в ту пору для неё и её мужа Ильи просто Андреем, появился у неё сразу. Чем-то отталкивал её этот человек, хотя тогда он был вполне привлекательным мужчиной и достойным гражданином, как раньше говорили. Занимать высокий пост в правительстве Цветов стал не сразу, на момент знакомства её молодой семьи с ним он только начинал свой путь. Но то, что произошло позже, оставило в душе Тамары Ивановны неизгладимое впечатление.

      Так случилось, что ей пришлось стать не только очевидицей, но как будто соучастницей событий, связанных с семьёй Цветовых, хотя молоденькой девчонке Томке, только что вышедшей замуж и начавшей выстраивать свою семейную жизнь, было совершенно не до интриг в чужих союзах. Дружба с соседкой Людой сложилась как-то сразу, незаметно для обеих, но была не особенно тесной. Их свёл этот дом и вынужденное, не полностью ими обеими осознаваемое, особое положение, которое и давало массу привилегий, и обязывало. Впрочем, много общаться у них не получалось, у всех свои дела, да и Цветов заметно контролировал жизнь своей жены, но Тамара Ивановна успела привязаться к этой яркой, красивой и эмоциональной молодой женщине.

      Люда не много рассказывала о своём муже, и у Тамары, которая была младше соседки, порой складывалось впечатление, что та не слишком-то в него влюблена. Как это обычно бывает у молодых девушек, если любишь, хочется всем об этом рассказывать, кричать о своей любви, расхваливая возлюбленного. Люда же, при всей своей открытости, весёлости и экспрессивности, сразу тускнела, если её спрашивали об Андрее. Разузнавать подробности, лезть в личное было неудобно, но Тамара видела: Люда не просто побаивается своего мужа, а откровенно боится его и с ним преображается, становясь зажатой и тихой.

      – Только однажды она со мной пооткровенничала, – то ли с сожалением, то ли с ностальгией об ушедшем невозвратимом моменте и о том, чего не поняла и не сделала тогда, вспомнила Тамара Ивановна.

      – Мы как-то гуляли с Людой, до беременностей наших ещё, и она вдруг сказала… Так, мимолётно, будто невзначай, что домой не хочет идти. Я значения сначала не придала, мы прогуливались, заходили куда-то по своим делам девичьим, но, чем ближе подходили к дому, она всё грустнее становилась. Я её, значит, и спросила, что с ней. А она вдруг какую-то ерунду начала говорить. Что-то про вспышки ночью в глаза…

      Я испугалась за неё, конечно. Начала выспрашивать, а она ничего толком объяснить не может. Только говорила что-то непонятное и показывала, так, знаешь… –